Природа, г-н Олнатт, – это то, над чем мы должны возвыситься.
– Кэтрин Хепбёрн – Хамфри Богарту в кинофильме «Африканская королева»Джаред Даймонд, биолог-эволюционист из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, как-то отнес людей к категории «третьих шимпанзе» (вторые – шимпанзе бонобо). Генетически мы очень схожи, и, когда дело доходит до высокого уровня агрессии в отношениях между членами разных групп, как показано в предыдущей главе «Неблагородный дикарь», мы вполне смахиваем на шимпанзе. И все же, несмотря на жестокую историю за плечами людей, есть надежда, что пессимисты, предрекающие нам неизбежный упадок, неправы – последние данные показывают, что мы, возможно, как и бонобо, эволюционируем в более мирном направлении.
В книге 1859 г. «Происхождение видов» Чарльз Дарвин сравнил искусственный отбор, осуществляемый селекционерами, с естественным отбором в природе. Задумайтесь над этим сравнением. В искусственном отборе диких животных по покорности замечена удивительная закономерность: понижение агрессии сопровождается появлением ряда других черт, в частности уменьшением черепа, челюстей и зубов. В генетике это называется плейотропией. Отбор по одному признаку (неагрессивность) приводит к ненамеренному отбору по другим (уменьшенные череп, челюсти и зубы).
Самое известное исследование отбора по пассивности начал в 1959 г. русский генетик Дмитрий Беляев в Институте цитологии и генетики АН СССР (оно продолжается до сих пор под руководством Людмилы Трут). Чернобурых лисиц отбирали по дружелюбию к людям (определяемое последовательностью критериев: животное позволяет приблизиться к себе, ест с рук, позволяет себя гладить, само ищет контакта с человеком). Всего за 35 поколений (в масштабах эволюции это совсем немного) исследователи смогли вывести мирных лис, которые виляли хвостами и лизали людям руки. Заодно у них получились лисы с черепами, челюстями и зубами не такими большими, как у их диких предков (подобные изменения можно увидеть, сравнивая домашних собак с их предками – волками).
Что происходит? Русские ученые считают, что в процессе отбора по послушности происходил непреднамеренный отбор по педоморфизму – сохранению детских черт во взрослом состоянии, таких как закрученные хвосты и висячие уши (в дикой природе они встречаются у лисят, но не у взрослых лис), возникновение страха в ответ на незнакомые раздражители с задержкой и пониженный уровень агрессии. Процесс отбора привел к значительному снижению уровня гормонов стресса, таких как кортикостероиды, которые выделяются надпочечниками при реакции «бей или беги», а также к значительному повышению уровня серотонина, который, как считается, играет ведущую роль в подавлении агрессии. Что интересно, отбор лишь по приручаемости позволил русским ученым сделать то, что не удавалось ни одному селекционеру до того, – удлинить период размножения.
О чем говорит нам это сравнение? Если люди и похожи на шимпанзе, когда дело касается межгрупповой агрессии, то при сравнении уровни агрессии между членами одной группы оказывается, что мы намного более близки к мирным, сексуально активным бонобо. Ричард Рэнгем, антрополог из Гарварда, предлагает правдоподобную теорию: в результате смещения естественного отбора в сторону большего внутригруппового дружелюбия и сексуальности люди и бонобо пошли по иному поведенческому эволюционному пути, чем шимпанзе. Эту разницу можно наблюдать в морфологии. Бонобо раньше называли карликовыми шимпанзе, так как их черепа, челюсти и зубы намного меньше по сравнению с шимпанзе.
Рэнгем предполагает, что в последние 20 000 лет по мере того, как люди становились более оседлыми, а их численность росла, отбор смещался в сторону меньшей внутригрупповой агрессии, и этот эффект можно видеть в педоморфических проявлениях вроде уменьшения черепа, челюстей и зубов (по сравнению с нашими прямыми предками-гоминидами), а также в нашей бурной сексуальности и круглогодичном периоде размножения. (Франс де Вааль, психолог из Университета Эмори, в обширном исследовании социального поведения приматов показал, что бонобо используют сексуальные контакты как важный способ разрешения конфликтов и сближения.) Рэнгем также показывает, что поле 13 орбито-фронтальной коры мозга человека, которое, как считается, связано с агрессией, больше похоже по размеру на такое же поле у бонобо, чем у шимпанзе.
Правдоподобная эволюционная гипотеза напрашивается сама собой. Ограниченные ресурсы привели к отбору по внутригрупповому сотрудничеству и межгрупповому соперничеству у человека, что дало внутригрупповые дружеские отношения и межгрупповую вражду. Этот эволюционный сценарий сулит успех нашему виду, если мы сможем и дальше расширять круг входящих в свою группу. У нас еще многое впереди, и недавние этнические конфликты и религиозные войны не внушают оптимизма, но если воспользоваться главным инструментом эволюциониста – заглянуть в глубины времени, – то можно увидеть, что на протяжении прошедшего тысячелетия просматривается тенденция включать все больше людей (в частности, женщин и меньшинства) в группу, достойную пользоваться правами человека.
60. Щедрость науки
Новая книга пересматривает мятеж на Bounty[52], но наука предлагает более глубокое объяснение его причин
Наиболее распространенное объяснение мятежа на Bounty противопоставляет гуманного помощника капитана Флетчера Кристиана деспотичному Уильяму Блаю. В книге «Баунти» (The Bounty), пересматривающей эти события, Кэролайн Александер представляет Блая как героя, а Кристиана – как труса. После захватывающего повествования на четырех сотнях страниц Александер задается вопросом, «что же вызвало мятеж», намекает, что он мог быть связан с «соблазнами Таити» и «острым языком Блая», но затем делает вывод, что причиной всему «ночная попойка, гордыня, момент слабости на хмуром рассвете, минутное и фатальное отступление от кодекса джентльмена».
Объяснение скептиков может быть не таким романтичным, но в конечном итоге более интеллектуально приемлемым, потому что оно опирается на научные факты и логику. Мы можем рассматривать два уровня причинности: непосредственный (прямо предшествующие события) и коренной (глубокие эволюционные мотивы). Количественный анализ ударов плетью, полученных британскими моряками с 1765 по 1793 г. во время службы на 15 судах в Тихом океане, показывает, что Блай не был особенно жесток по сравнению с современниками. Австралийский историк Грег Денинг в книге «Ругательства г-на Блая» (Mr. Bligh's Bad Language) оценивает среднюю долю наказанных плетьми моряков как 21,5 %. Средний уровень Блая – 19 %, это ниже, чем 20, 26 и 37 % у Джеймса Кука в его трех плаваниях, и в два раза меньше, чем у Джорджа Ванкувера с его 45 %. Моряки Ванкувера получали в среднем по 21 удару, общее среднее значение – 5, а среднее Блая – всего лишь 1,5.
Если не чрезмерно жестокие наказания стали коренной причиной мятежа, то что? Хотя Блай жил на столетие раньше Дарвина, он ближе всего, на мой взгляд, подобрался к пониманию истинной причины: «Я могу лишь предположить, что они убедили себя, будто жизнь среди таитян окажется счастливее, чем то, на что они могут надеяться в Англии, к этому добавились связи с женщинами, и все вместе стало главной причиной беспорядков».
