Книга Песнь тунгуса - Олег Ермаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
В Листвянке разгрузились. И снова загрузились: баржа — капустой, а на борт катера мотор для рыбозавода да еще геологическое оборудование, трубы для буровиков — по пути завезти. Кроме этого еще всякого товара, продуктов набрали.
Пошли назад, прихватив, кстати, одного ольхонца, отслужившего во флоте и возвращавшегося домой, бравого парня. Шкипер Жуков звал его на баржу, но разве может моряк пренебречь сейнером «Сталинградец», пусть и деревянным и делающим только восемь километров в час?
Так судьба расставляет свои фигуры по полю, пусть даже это поле — море. Да так ведь и есть на самом деле: шахматное поле судьбы, колышущееся и неверное, как море. И сейчас слон-офицер стоит прочно и красиво впереди своих пешек — и вдруг свинцовым грузилом идет ко дну. Удар ему нанес конь. Или это сделала королева. Но и положение этих фигур непрочно, зыбко.
Как и всей доски, расписанной барашками волн и чайками.
Чудо судьбы заставляет неметь. Или молиться. Кто уж как реагирует. Но всем не по себе, атеистам и недобитым верующим. У любого в жизни бывали такие повороты. Как в сказке перед камнем: направо пойдешь, налево…
Этот красавец-парень в военной форме моряка, ходившего по океану, мог выбирать. Кто говорит о принудительной силе судьбы? Иногда перст судьбы невесомее перышка. Но, наверное, и вес этого перышка бывает тяжелее пудовых гирь…
Издавна люди и пытаются угадать судьбу: у цыганок-гадалок, в древних книгах, в снах. Для тех, кто живет возле стихии — моря, например, — роль гадалок выполняют метеорологи.
И вот от них «Сталинградец» получил в бухте Песчаной упреждение: грядет шторм. В бухте уже скопились катера на отстое. К чему пытать судьбину? Капитаны предпочитали покуривать в кубриках, играть в шашки… А капитан «Сталинградца» решил иначе — идти. Рано или поздно человек теряет бдительность — или преисполняется дерзости: я противостоял стихии пострашнее — стихии войны, ведь была она разумна, дьявольски разумна… И воины выстояли, выжили. Так что же теперь пасовать перед слепой силой?
Хотя кто знает, какие мысли и желания одолевали капитана и его команду. Может, просто сказалась привычка: всегда тут ходили, сто раз ходили, и ничего…
Пошли и в этот раз — в надвигающуюся ночь поздней лютой осени, сине-свинцовой, уже тяжко дышащей. И баржу «Чайка» повели за собой. На острове их все ждали, близился праздник…
Сколько человек! Больше двадцати. У каждого имя, фамилия. У каждого своя физиономия, свои привычки, особый цвет глаз. У каждого свои надежды какие-то, предпочтения. Кто-то ожидает рождения ребенка — жена на сносях, гадает, кто родится и как его или ее назвать. Кому-то вспоминается виденный фильм в клубе или танцы там же под гармонь или патефон, провожание девушки. Кто-то думает о стариках-родителях, о строительстве нового дома, о покупке ружья.
Но для семнадцати из них все закончится скоро и жутко. Судьба их уже решена. Или нет? Могли они повернуть? Хоть это и дурная примета, но иногда мудрость в том и состоит, чтобы перечить всем приметам — и вырвать удачу, переиначить судьбу. Как говорится, пан или пропал. Ну, ведь так и было, так, видно, и сказали, подумали: пан или пропал. И решили перечить рядовым предсказателям погоды — метеорологам. Хотя кому как не исконным жителям этого моря знать о коварстве здешних ветров, и особенно горной, что ударяет из ущелья и поднимает стога, срывает крыши, швыряет лошадь или корову с берега в воду и вздымает крутую свистящую рваную волну, по которой молотят камни, падающие со склонов. И это похоже на морской бой. Имя вечно вражеской армаде — сарма.
Примерно в эти же поздние осенние дни в начале века здесь шел пароход «Иаков» с тремя баржами. При нагрянувшей сарме канаты пришлось обрубить, одну швырнуло на песчаный берег, а две другие — на утесы. Трупы примерзли к скалам. Всего погибло двести восемьдесят человек. Хотя сам «Иаков» и уцелел.
В пятьдесят четвертом году все было наоборот.
Ночью грянула сарма. Волны начали захлестывать «Сталинградец», громоздкий и тяжелый мотор сорвало и носило по палубе, туда-сюда катались и тяжелые трубы буровиков. Тихоходный сейнер захлебывался в ледяном шторме, трещал и скрипел, вот-вот готовый разлететься в щепки. Он попал в глотку сибирской ночи, беспросветно-мутной, великой, содрогающейся с воем и свистом. Сарма — беззаконная. Точнее, у нее свой закон: падать внезапно и уничтожать любых смельчаков. Ну а этих смельчаков ведь предупреждали… Не послушали. Команда сбросила кое-как мотор за борт. Волны перекатывались через палубу. Все были мокрыми. А температура понизилась. Сарма принесла из горных глубин дыхание потусторонних просторов, уходящих к Ледовитому океану. Заливало кубрик. В машинном отделении тоже была вода. Одного за другим людей слизывал ледяной язык сармы, они мелькали тенями в воздухе, уносясь за борт, бывалые мореходы и юнцы. Капитан пытался держать свой корабль поперек волн. Баржу «Чайка» пришлось бросить, канат обрубили. Но минуты «Сталинградца» были на исходе. Оставшиеся в живых кинулись в рубку, набились в нее, сверкая белками глаз в кромешной тьме, в крошеве ледяных брызг, еще надеясь на чудо, на перемену участи, еще не до конца веря очевидному. И тогда сарма ринулась на рубку, прыгнула с воем и визгом — и рубку снесло, оторвало от палубы, как дряхлый зуб, — и скинуло в море, во тьму, в пучину черную, ледяную, бездонную, перемешав в последнем крике и порыве к жизни всех. Корабль был обезглавлен. Помощник капитана должен был заступать на вахту и в теплой одежде, в валенках и полушубке, зимней шапке, приготовленных для несения дежурства, ринулся к мачте, взобрался по ней и привязался. Вскоре к нему поднялись еще двое: моторист Рыков, который не должен был идти в этот рейс, и дембель моряк, отказавшийся в самом начале пойти на баржу. Эти двое были самыми отчаянными. Неверие их в роковой выбор было слишком велико. И они сопротивлялись. Крепко хватались за мачту. Но сарма покрывала обжигающими поцелуями их руки, лица. «Прощайте, братцы!..» — крикнул хрипло дембель моряк и, разжав одеревеневшие пальцы, рухнул в пучину. Моторист Рыков еще держался. Может, ему сейчас представлялись атаки в Сталинграде. Да ведь свой последний бой он сейчас вел на «Сталинградце». Всю войну прошел до Берлина. А после войны хочется жить и жить, жить ненасытно, ходить в море, ловить рыбу, любить жизнь-женщину, отмечать праздники, — да вся эта вроде бы простецкая рыбацкая жизнь и есть праздник.
Сарма подхватила его ледяными ладонями и отняла от мачты, понесла куда-то, баюкая, смеясь и воя, окунула в купель раз, другой — и навсегда.
А помощник капитана держался. Одежда его покрывалась ледяной коркой. Но полушубок хранил какое-то тепло. Помощник капитана смотрел на гибель корабля сверху, как во сне. Как во сне, сгинул дембель моряк. А за ним — моторист Рыков. Все пропали — капитан, остальные и девушка Нина с сияющими глазами. А тот, кто ее ждал в Хужире, не мог в эту ночь заснуть, ему все мерещился крик чайки…
Шкипер Жуков на «Чайке» не растерялся, вдруг обнаружив, что баржа уже не на буксире, приказал соорудить из брезента парус. И это им удалось! Они поставили брезентовый парус на мачту и смогли идти против волн. Под утро баржу выбросило на берег. Те, кто были на ней, спаслись.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Песнь тунгуса - Олег Ермаков», после закрытия браузера.