Али торопясь рассказал Шамсу обо всем, что произошло с ними.
– Так, значит, меня не помиловали. Это тебе я обязан своим спасеньем, – молвил потрясенный вазир.
– Да, господин.
После недолгого молчания Шамс произнес:
– Больше я тебе не господин, не знаю, когда и как, но я отблагодарю тебя за верность. Что с моей дочерью?
– Когда нас преследовали хорезмийцы, нам пришлось укрыться в кяризе, в холодной воде. Она простудилась. Мне пришлось оставить ее у пастухов, курдов. Но это было ее решение, по собственной воле. Я бы ее не оставил. Хотя вдвоем мы бы не успели сюда.
– Кто твои родители, Али? – спросил неожиданно Шамс.
– Отец был священником, они погибли, в Байлакане, когда монголы взяли его штурмом.
– Удивительное благородство, – сказал Шамс. – В тебе все достоинства человека знатного происхождения: ум, отвага и верность, но в наше время у именитых все больше обман и предательство. Однако не будем терять времени. Нам нужно вернуться за Йасмин и спасаться бегством в Мекку. Это единственное место, где мне не будет грозить смерть. Это чудо, что меня до сих пор не умертвили. Негодяй Шараф ал-Мулк оклеветал меня перед хорезмшахом. Нужно время, чтобы я смог обелить свое честное имя. Мекка – священный город мусульман, там мы сможем быть в безопасности. Я буду молиться, чтобы Аллах помог мне. Не будем терять времени.
Между тем они подошли к караван-сараю, у стен которого торговали лошадьми.
– Вы умеете выбирать лошадей? – спросил Али.
Шамс ответил неопределенно.
– У меня не было необходимости заниматься этим.
– А ваша дочь знала толк в этом деле. Двух отличных коней нам пришлось бросить в караван-сарае и бежать через задний двор.
– У тебя хватит денег на трех коней, – спросил Шамс.
Вазир, позвольте мне сказать.
– Говори, зачем ты спрашиваешь?
– Вам нельзя терять времени, вас начнут искать очень скоро, и совсем не так, как меня и Йасмин. На ваши поиски будут брошены все силы. Вы личный враг могущественного Шараф ал-Мулка. Я считаю, что вам следует, не теряя ни минуты, ехать в Мекку. Я вернусь за вашей дочерью, она ведь еще слаба, не думаю, что она выздоровела за одну ночь. Спасайтесь. Мы присоединимся к вам в любом месте, какое вы укажете. Как только она выздоровеет, мы тут же тронемся в путь.
– Ну что же, – после недолгого молчания молвил Шамс, – Это разумно.
– У меня остались еще семьдесят пять динаров от продажи вашего кольца.
Али достал деньги и протянул вазиру.
– Я возьму пятьдесят динаров, – сказал Шамс. – Оставь себе остальные, позаботься о моей дочери. Встретимся в Ирбиле,[105] привези ее туда.
– Иншаллах, – ответил Али.
Али выбрал самую красивую лошадь, а также седло, расплатился не торгуясь. Затем, ведя скакуна поводу, проводил вазира до городских ворот. Здесь они простились, и Шамс ускакал. Али, подумав, повернул обратно в город. Ему пришло в голову, что хорошо бы купить у лекарей снадобья от болезни для Йасмин. Он пошел на рынок, купил порошков у москательшика[106], затем заглянул в ряды, где торговали сладостями, чтобы купить халвы и засахаренных орешков для девушки, и там нос к носу столкнулся с курьером.
– Держите его, – завопил курьер. – Вот он, это он подменил бумаги! Вор.
Али попятился назад, к выходу из лавки, но наткнулся на дюжего мохтасеба[107], который к несчастью оказался сзади. Тот сразу облапил его сзади медвежьей хваткой.
Марага. Камера предварительного заключения.
Человек, допрашивающий Али, был мощного телосложения и обладал устрашающим взглядом. По замыслу чиновника определившего его на эту должность, именно эти качества должны были способствовать развязыванию языков у арестантов.
– Назови свое имя, – приказал он.
Али с трудом разлепил разбитые губы и назвал себя. Перед тем, как привести его на допрос, его избили два дюжих охранника. Али не мог видеть своего лица, но догадывался, что на Йасмин он бы сейчас впечатления не произвел.
При мысли о Йасмин на сердце навалилась тяжесть.
– На меня смотри, – лениво сказал дознаватель.
Али поднял голову и стал смотреть на него одним глазом, второй глаз подбит и практически не открывался.
– Откуда родом?
– Из Байлакана.
– Как ты оказался на дороге Тебриз-Марага?
– Разве это запрещено?
Вопрос заключенного почему-то ввел дознавателя в затруднение, несколько времени он напряженно думал. Наконец он произнес:
– Нет, это не запрещено.
– Ну вот, поэтому я и оказался. А ты феллах[108] или дознаватель?
– Сам как думаешь?
– Думаю, что и то и другое.
– Молодец, правильно думаешь.
Дознаватель нахмурился, пытаясь понять связь между своим вопросом и ответом заключенного.
– Почему поэтому? – спросил он.
– Потому что не запрещено, – пояснил Али.
Тогда дознаватель решил взять быка за рога.
– Нам надо прояснить одну ситуацию, – сказал он. – Курьер выехал из Тебриза, имея в сумке приказ о казни, а привез в Марагу приказ об освобождении. Как это возможно? Может, ты объяснишь?
– Понятия не имею.
– Тогда я тебе объясню, хочешь?
– Конечно, – с готовностью согласился Али.
– Ты напоил курьера вином и подделал бумаги.
– Доказательства?
– Что? – удивился дознаватель. – Какие доказательства?
– Того, что я подделал бумаги.
– Курьер заявил, что ты напоил его допьяна и воспользовался им.
– Я им не пользовался, клянусь мамой.
– Я имел в виду ситуацией, я неправильно выразился.
– Я его просто угостил вином, а то, что он набрался, это вопрос его, так сказать, совести.
– Ну, знаешь ли, трудно не набраться, если тебя угощают.
– Тебе это тоже знакомо? – спросил Али.
– Попридержи язык, пока я тебе его не вырвал! – рявкнул дознаватель.
Дерзость Али имела объяснение. За время работы в суде он привык к уважению со стороны тюремщиков. Зная систему изнутри, он привык к ней. В нем не было страха. К тому же он был факихом.
