— Немедленно. Можем ли мы подождать МАКС? Липински, у нас мало времени?
— Йофф.
— Тогда мы должны бежать. Липински, у нас совсем мало времени?
— Йофф.
— Тогда мы не можем бежать. Мы поедем.
— НЕТ! — кричит Мильфина из приемной.
— Нёфф! Нёфф! Нёфф! — вторит ей Липински.
Кулхардт встаёт.
— Спокойно. «Редхот» поможет нам сэкономить время.
Липински смотрит на меня бесконечно печальным взглядом своих слезящихся глаз, стряхивает с шеи полотенце и пошатываясь следует в коридор за Кулхардтом.
— Удачи, — выдыхает Мильфина, оборачивая мне вокруг шеи шарф, на котором прикреплён ценник «Альди».
— Я ничего не понимаю! — шепчу я в ответ. — В чём дело?
— Увидишь, Берри, — отвечает она также шёпотом.
Кошмар какой-то! Всё, больше писать не могу! Кулхардт подъехал. Бегу к нему, пока «Редхот» не попался на глаза родителям. Они меня ни за что на свете не отпустят, если увидят ЭТО.
Когда прочитаешь моё письмо, пожалуйста, приходи скорее в офис Кулхардта!
Ну и дела! Полный дурдом!
До скорого!
Берри
Отправитель: БерриБлу
Получатель: ПинкМаффин
Тема сообщения: «Редхот» с открытым верхом и «Мороженица Джованни»
Привет, МАКС!
Это снова я. Ложная тревога. Кулхардт заехал сказать мне, что бабушки прибудут позднее и у меня есть час времени, а потом он ждёт меня в своём офисе.
Рассказываю, что было дальше. Следом за Кулхардтом мы выходим из дома, проходим сколько-то десятков метров по улице и оказываемся у въездных ворот. Оглядываюсь на Липински и замечаю, что он плетётся за нами медленнее обычного. Каждый следующий шаг, кажется, даётся ему всё с большим и большим трудом.
Наконец мы подходим к гаражу необъятных размеров. Кулхардт открывает массивные двойные двери одним движением руки. Силища у него, надо понимать, отменная!
— Разрешите представить, — обращается он ко мне. — «Редхот»!
— Нёфф, — мямлит Липински еле слышно.
— ЧТО ЭТО? — спрашиваю я изумлённо, вглядываясь в предмет, который Кулхардт так церемонно мне представил.
— Что это? «Редхот»[42]. Кадиллак. С изменяющейся конфигурацией. Год выпуска — 1959. Красный. Мой любимый цвет.
— С изменяющейся конфигурацией?
— С изменяющейся конфигурацией. Можно открыть верх, можно закрыть.
— А, вот как.
МАКС, честно, «Редхот» — это не автомобиль. Это какой-то корабль на колёсах! И ещё этот цвет! Красный! Ярко-красный! Кроваво-красный! Дьявольски красный! Нет, кулхардтски красный!
— Я пользуюсь им только в экстренных случаях. Сейчас как раз такой случай. — Он одним прыжком усаживается за руль и кричит: — По местам! Пристегнуться!
Я открываю переднюю дверцу. Смотрю, а на сиденье установлено специальное детское автомобильное кресло.
— Это для Липински? — спрашиваю я.
— Это для Липински? А для кого же ещё? Или тебе тоже такое положено по возрасту?
Липински покорно вскарабкивается на сиденье, не переставая бормотать свое «нёфф, нёфф!». Потом поднимает на меня обречённый взгляд.
— Я должен тебя пристегнуть?
— Йофф.
Знаешь, не так-то просто пристегнуть собаку, усаженную в детское автомобильное кресло. Наконец это мне удаётся, и я усаживаюсь возле Липински. Переднее сиденье красного стального монстра настолько широкое, что здесь легко могут усесться ещё два человека (или две собаки).
Кулхардт заводит мотор. Такой клёвый звук! Мельком замечаю, что Липински закрыл глаза. Раз, два… Понеслось!
Мы ещё не доезжаем до первого перекрёстка, а мне уже понятно, почему Мильфина и Липински вели себя так странно. Кулхардт — клёвый, классный! Это я давно понял. Но водить машину он не умеет ВООБЩЕ, поверь мне!
Он едет не то чтобы быстро, а очень… как бы это сказать… отрывисто. Включает полный газ и едет, а как только приближается к какому-нибудь препятствию или перекрёстку, что есть силы давит на тормоза. Потом резко выворачивает руль и снова даёт полный газ. Вот такой цикл: полный газ, полный тормоз, руль, полный газ. Тебя бросает то вперёд, то назад, швыряет и подкидывает. Тренировки для космонавтов ни в какое сравнение не идут!
К счастью, до свинофермы нам удаётся доехать живыми. «Редхот» резко останавливается, колёса вжикают и затихают. Дыхание разгорячённого мотора успокаивается. Я тут же отстёгиваюсь, освобождаю несчастного Липински. Ура, снова земля под ногами.
Липински смотрит на меня остекленевшими и, по-моему, окосевшими глазами. Неудивительно. Сначала работа под прикрытием в этом вонючем хлеву, потом поездка на «Редхоте». Кто угодно рассудком помутится.
— Тебе тоже плохо, Липински? — тихо спрашиваю я.
— Йофф.
Липински подходит ко мне и поднимает лапу. Заднюю, естественно.
— Шикарно выглядишь, Манипенни! — вскрикиваю я.
— Плевать я на это хотел! Вы находитесь на частной территории! — кричит чей-то голос в ответ.
Я узнаю его: это голос хозяина фермы, с которым Камилла и её ассистент приходили в свинарник.
К нам подходит здоровяк в комбинезоне. Красавец, нечего сказать: подбородок в шесть складок, розово-красные щёки, на голову напялена шапчонка, которая была ему впору разве что в школьные годы.
— Так, и перед нами — его владелец? — спрашивает его Кулхардт холодным голосом.
— Что?
— Что? Владелец. Земельный участок. Собственность. Вы владелец участка?
— А, кхм, ну да. Это я. А кто вы такой?
— Кто я такой? Кулхардт.
— И что вам нужно?
— Что мне нужно? Свиньи.
— Тогда вы попали точно по адресу! — проясняется лицо здоровяка. — Сколько свиней вам необходимо?
— Сколько свиней мне необходимо? Мне нужны две. Но две особенных. Свиньи Камиллы. Ясно?
— Что за свиньи Камиллы? У моих свиней нет имён, — отвечает этот свинопапка.
— Свиньи Камиллы Марципан. Свиньи особой породы.
Фермер отрицательно мотает головой, и его подбородки кувыркаются друг через друга:
— Понятия не имею, о чём вы.
Кулхардт обращается к Липински:
— Свиньи ещё здесь?
— Йофф.
— Вы что, разговариваете с собакой? — мычит здоровяк.
