– Грузины слишком гордые, чтобы быть богатыми, – заметил я и втянул в себя воздух полной грудью. – Здорово у вас тут. Никогда и не расставался бы с этой красотой.
– Ничего тут хорошего. Подумаешь, воздух! Ну и дыши сколько хочешь, только все равно скучно. Если бы на море поехать. Мы с отцом ездили.
– Давай поедем вдвоем! Я там только один раз был.
Настя засмеялась:
– С тобой? С дезертиром? Да у тебя и денег-то нет.
– Пока нет, – я слегка обиделся, – но, может быть, как-нибудь заработаю. Было бы желание.
– Где ты тут в горах заработаешь? Разве что кого-нибудь ограбишь…
– Ты думаешь, если я дезертир, то бандит. Ошибаешься. Да что с тебя взять, – я окинул ее взглядом. – Мала еще.
Настя, оскорбившись, приостановилась:
– Кто, я?
– Ты, кто же еще.
Едкое словечко явно вертелось у девчонки на языке, но она сдержалась.
– А ты бы на матери моей женился? – неожиданно спросила Настя, снова прибавляя шаг.
– Ты думай, что говоришь! – растерялся я. – Скажешь такое…
– А что, она тебе нравится, я же вижу! Скажи честно.
– Ну, нравится. Не выгнала меня, в дом пустила. Она у тебя добрая…
– Вот и женись на ней, заберешь нас в Москву.
– Ты что, сдурела?! – возмутился я и, кажется, покраснел.
– Что, испугался? Сразу в кусты!
– Ничего не испугался. Мне твоя мама нравится совсем по-другому, как человек.
– Да ладно, а то не я вижу, как ты на нее смотришь. Не врал бы уж!
– Скажи еще, что на тебя заглядываюсь!
– А что, я вовсе даже ничего, парни меня на дискотеке то и дело танцевать приглашают, – она горделиво повела головой и откинула в сторону челку.
– Что мне на вас смотреть… И вообще вернемся домой – я сразу и уйду.
– Опять обиделся… – Настя заглянула мне в глаза, потом мотнула головой вниз, под гору. – Вон, видишь, там будет поворот, оттуда уже видно село. Устал?
– Немного. Давно не ходил так далеко, больше месяца уже.
– Так что, тебе совсем нельзя в Москву?
– Не знаю, – я пожал плечами и перехватил корзину другой рукой.
– Давай вместе, тебе тяжело, – предложила Настя.
– Нет, так неудобно.
– Смотри, еще долго.
– Дойду как-нибудь, – ответил я, и на некоторое время мы замолчали. Я думал о доме, о матери, мысленно представлял, как она читает мое письмо, хотя вряд ли она успела его получить за такой короткий срок. Потом вспомнил двор, ребят, с которыми учился, девчонок… – и почему-то стало невыносимо грустно. Совсем один, в чужой стране. Кругом горы, все чужое. Хорошо, что есть такие люди, как Таисия. Если б не она, что бы со мной было… Наконец Настя снова заговорила:
– Ты чего притих? Я же говорила, что устанешь. Хочешь пить?
– Хочу.
Девочка, взяв меня за руку, потащила в сторону от тропинки.
– Здесь ручей, правда, вода холодная, но очень чистая.
Мы зачерпывали пригоршнями воду – она холодом обжигала губы.
– Вот ты говоришь, у вас долго живут… – начал я, но Настя не дала закончить.
– Нет, теперь не долго. Война…
– А если бы без войны?
– Тогда долго. По радио передавали, тут один аксакал в сто два года женился и потом еще у него ребенок родился.
– А сколько же было его невесте? Сто лет?
– Нет, шестьдесят пять!
– Вот это да! Как моей бабушке, когда она умерла! Разве так бывает?
– Здесь бывает… Нам туда, – кивком головы Настя показала, куда сворачивать.
Смеркалось, когда тропинка вывела нас на лесистый обрыв. Внизу за деревьями показались маленькие серые домики.
– Это бабушкино селение?
– Да. Под ноги смотри, а то упадешь. Тут камни коварные.
– Погоди, – остановил я Настю.
– Что еще?
– Давай в лесу посидим, дождемся, когда совсем стемнеет. Ни к чему, чтобы меня видели.
– Да этим старикам ни до чего дела нет… Ну, хорошо, – согласилась она.
Мы присели на гнилое бревно и дождались, когда совсем стемнело и на небе заблестели яркие звезды, потом выбрались на плато и, аккуратно ступая по мягкой траве, пошли к селению.
– А людей здесь много? – спросил я.
– Нет. Было восемь, но старый дед Гия умер в прошлом году. Теперь его дом пустует…
У бабушки Софико
Когда мы шли по улице между дремавших домов, в голову мне пришла отличная мысль: а что если остаться здесь, пока кончится вся эта война, или вообще осесть без всяких «пока». Никто меня не найдет, да и кому я, кроме матери, нужен, а ей можно все объяснить… Правда, она будет скучать. Я тут же высказал свою идею Насте, но девочка ее не одобрила.
– Ты что, совсем глупый или ненормальный? – сказала она шепотом. – Ты же здесь со скуки помрешь. А если заболеешь вдруг. Кто тебя лечить будет? Тут докторов нет.
Я подумал, что со скуки не умру, потому что иногда буду навещать Таисию, чтобы полюбоваться ее красотой, но как бы шутя, возразил:
– А ты на что? Ты будешь меня навещать.
– Вот еще, делать мне нечего, – хихикнула Настя, показывая рукой на дом бабушки Софико. – Пришли, заходи, – она толкнула калитку, и мы вошли во двор, а потом в покосившуюся деревянную пристройку, дверь которой оказалась открытой.
В темноте, скрипнув еще одной дверью, вошли в прихожую. Настя достала из корзинки толстую восковую свечу, чиркнула о коробок спичкой. Прихожая и стоявшая в ней в беспорядке разная деревенская утварь озарились светом.
– Ау, бабушка Софико!
Откуда-то издалека донеслось что-то вроде приветствия, но слов я не разобрал.
– Пошли, – сказала мне Настя, – оставь корзину тут, да голову не разбей – притолока низкая.
Во второй комнате на большой железной кровати лежала женщина, почти с головой укрытая одеялом. Настя нашла на столе блюдце и поставила в него свечу.
– Ну что, бабуль, расхворалась? – сказала Настя, наклоняясь к кровати, открывая лицо бабушки и целуя ее в обе щеки.
– А, внучка, хорошо, что ты пришла, садись, отдыхай, я сейчас встану.
– Я не одна, с другом. Смотри, кавалер какой! – Настя стрельнула глазами в мою сторону. – Его зовут Артем.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Правда, что ль, кавалер? Смотри, Настька, не время тебе еще детей заводить. Сейчас это не модно. Это раньше у нас было: четырнадцать-пятнадцать лет – фьють – и замуж. Так тогда ж достаток был, а сейчас… одно слово – разруха…
