Мэрибет не знала, что она думает, потому что не помнила, что писала. Но она не сомневалась в том, что даже через монитор чувствует пульсирующую ярость Джейсона. А самое странное то, что, хотя именно это она себе и воображала, обижалась на это, боялась этого с тех самых пор, как он начал играть в молчанку (хотя на самом деле с момента своего ухода), теперь, когда он проявил свой гнев, ей стало легче.
51
В детском доме Аллегени нашлась запись о девочке, рожденной 12 марта 1970 года, которую удочерили мистер и миссис Сет Кляйн.
Дженис сообщила Мэрибет эту радостную весть после четвертого урока плавания (снова с доской, работа руками), когда они отдыхали в парной. Услышав это, Мэрибет потеряла сознание.
ВСЕ В ПОРЯДКЕ. Это не сердце. Просто от жары. И шока.
Все в порядке. Правда.
– Надо было мне дождаться, когда мы выйдем, но я не смогла сдержаться. Я получила письмо, когда ходила к шкафчику за косметичкой, – сказала Дженис, заламывая руки. – Я думала, в парной вы будете расслаблены. Мне так стыдно.
Менеджер клуба все задерживал.
– Теперь вам в парную можно только со справкой от врача, – сказал он. – Это было безответственно.
– Это моя вина, – сказала Дженис. – Я предложила туда пойти.
– Дженис, я взрослый человек. Вы не виноваты. – Мэрибет повернулась к менеджеру. – Справка от врача, вы серьезно?
– Это для юридического отдела, – пояснил медик, который ее осматривал.
– Вообще-то, вам лучше в любом случае принести справку, чтобы продолжить заниматься в клубе.
Отлично. Завтра она обедает со Стивеном.
Как только стало ясно, что Мэрибет на данный момент ничего не угрожает, ей разрешили одеться.
– Идем отсюда, – сказала она Дженис. – Куплю вам что-нибудь с толстой пенкой и без кофеина.
– Нет, я угощаю. Вы же из-за меня сознание потеряли.
Они пошли в ближайший «Банальный кофе». Дженис все еще винила себя в происшедшем и решила ничего, кроме чая, себе не позволять.
– Не стоило вас вообще вести в парную, – сказала она.
– Все в порядке. Я большая девочка, – ответила Мэрибет. Хотя, по правде сказать, чувствовала она себя малышкой, жаждущей увидеть, что же там, в этой большой коробке в красивой обертке. – Так что теперь?
– В детском доме есть запись о приеме, они ее отредактируют и распечатают для нас.
– Отредактируют?
– Да, уберут имена и опознавательные данные. Затем, если захотите, они попробуют установить контакт с вашей матерью и узнать, готова ли она к общению.
– А когда будет файл?
– Возможно, на этой неделе. Но это еще не все.
– Что еще?
– Ваша мать была в роддоме Бикон.
– Это что?
– Заведение для девочек, забеременевших вне брака. Многие молодые женщины проводили там весь срок. Мы уже забыли, что недавно это было табу.
– А разве не в этом детском доме, как его там?
– Нет, это агентство по усыновлению, где вы провели несколько месяцев, пока оформлялись все юридические процедуры в суде.
– Месяцев? – Мэрибет всегда считала, что это происходит куда быстрее. Родили, удочерили.
– Тогда на это уходило несколько месяцев, – пояснила Дженис. – Иногда до года.
В холле дома, где она росла, на стенах висела серия фото в рамках – ранние портреты из студии Сеарс, потом детсадовские. На самых ранних снимках ей был год, уже выросли копна волос и четыре зубика. Мэрибет всегда полагала, что просто фотографировались раз в год, в день рождения, как отметки взросления. А теперь задумалась – а были ли вообще более ранние фотографии?
