Каролина подумала, что это жесткость, замаскированная под доброту.
Пока машина медленно пробиралась по дождливым улицам Кракова, Брандт держал дуло пистолета у ребер Кукольника. Разве наручников было недостаточно, чтобы дать понять Кукольнику, что он больше не сможет свободно ходить по этим улицам?
Кукольник глядел на высокие розовые и желтые здания и на людей, которые, подгоняемые ливнем, бежали мимо. Казалось, он так внимательно вглядывается в обычные сцены, словно пытается хорошенько запомнить кривые улочки и улыбающиеся лица, чтобы потом, если будет нужно, вспомнить все это.
Но если Кукольник не намеревался говорить с Брандтом, то Каролина не собиралась молчать. Что, если он примет молчание ее друга за признание в поражении?
– Куда вы нас посылаете? – спросила она.
– На восток, – сказал Брандт. – В Аушвиц-Биркенау[2].
– И что там с нами будет? – спросила Каролина. Она боялась, что Брандт отберет ее у Кукольника, и старалась держаться от него как можно дальше. Колдун уже забрал всех и все, что было им дорого: Джозефа Трэмела и магазин, а теперь и самые лучшие и искусные инструменты Кукольника – его руки. Что могло помешать капитану разлучить его с Каролиной?
– То, что случается в Биркенау со всеми, – ответил Брандт.
– Никто из тех, кого сажают в поезд, не возвращается обратно, – пробормотала Каролина, вспомнив отчаянные слова, которые Джозеф сказал Кукольнику.
– Да, – подтвердил Брандт, – никто. Они переходят в другое место. Краков – не место для евреев… и для тех, кто их любит.
Машина резко развернулась и остановилась перед вокзалом. Здесь больше не было очередей за билетами у кассы, и никто не продавал на привокзальной улице редиску и морковь. Здесь были только колдуны с такими перекошенными от злости лицами, что они напоминали корни старых полусгнивших деревьев.
Каролина вглядывалась в толпу, надеясь увидеть Яношика, крадущего фуражки и пистолеты, но не нашла никого, кто мог бы помочь Кукольнику.
Водитель вышел из машины, чтобы открыть дверцу для Брандта, который вывел Кукольника за локоть. Его прикосновения были на удивление осторожными, особенно по сравнению со вчерашней жестокостью. Попав под дождь, Каролина сердито фыркнула, но Кукольник не обратил на него внимания. Он оглянулся на привокзальную площадь и окинул ее быстрым взглядом – словно ручка писателя, скользящая по бумаге.
Он и вправду старался запечатлеть ее в своем сердце… а это значило, что он не надеялся снова увидеть Краков.
Каролина подняла голову и помолилась всем звездам, которые сейчас были скрыты дождевыми тучами.
* * *
Снаружи вокзал был пустым, но внутри было так людно, что Брандту пришлось прокладывать себе дорогу сквозь толпу. Пальто и куртки ожидающих на платформе были помечены желтой звездой, которая означала, что все они – евреи. Как и Кукольник, они были во власти немцев. Колдуны, словно бледные стервятники, оцепили их и зорко наблюдали, готовые в любую минуту ринуться на добычу. Разве они не видели, как напуганы все эти люди?
Брандт втащил Кукольника на платформу. И море людей расступилось перед ним, будто ухмыляющийся череп на его фуражке сам по себе был волшебным. Он остановился перед другим немцем, на сей раз штурмманном низшего ранга. Как только штурмманн увидел Брандта, он опустил висевший на груди планшет и отсалютовал:
– Хайль Гитлер!
– О, потише, – вмешалась Каролина.
Штурмманн завертел головой из стороны в сторону.
– Кто это сказал? – требовательно спросил он.
– Не обращайте внимания, – успокоил Брандт. – Герр штурмманн, мне нужно посадить этого человека в один из вагонов. Прошу извинить, что не сообщил заранее. Мое имя Эрих Брандт – возможно, вы слышали обо мне. Я приехал, чтобы помочь решить еврейскую проблему в Кракове.
Еврейскую проблему? По мнению Каролины, единственной проблемой был сам Брандт.
Штурмманн постучал ручкой по планшету, издавая резкие, словно автоматная очередь, звуки.
– Я знаю, кто вы такой. Но при всем уважении к вам, гауптштурмфюрер, это для нас больше, чем просто маленькое неудобство, – сказал он. – Все поезда укомплектованы. Наши братья по оружию на востоке и так едва могут принять такое количество груза.
Раз количество людей в поезде было так важно, это могло означать, что на востоке у колдунов определенное количество провизии и лишней нет.
Каролина потянула своего друга за рукав пальто и прошептала:
– Все будет в порядке – мы сможем остаться вместе. И в конце концов уедем подальше от Брандта. – Однажды она уже потеряла дом и знала, что сможет пережить это снова, если Кукольник будет рядом.
Но Кукольник отвел взгляд. Знал ли он что-то, чего не знала она?
– Меня не интересуют ваши списки, – заявил Брандт. – Мне необходимо, чтобы этот человек был эвакуирован из Кракова сегодня.
– Если это так срочно, – проворчал штурмманн, – надо было заранее позвонить. – И, несмотря на возмущение, протянул Брандту планшет. – Напишите его имя в конце списка. Надеюсь, с ним не будет проблем.
– У него сломаны руки, – сказал Брандт, начиная писать. – Нет, проблем не будет.
– Хорошо, – ответил штурмманн, забирая планшет.
Как только формальности были окончены, Брандт вынул из кармана маленький серебряный ключик и вставил его в замок наручников Кукольника. Наручники открылись, и Брандт убрал их в карман.
Кукольник сказал:
– На этом свете еще остались люди, которые будут вам противостоять, какое бы чудовище, лежащее в конце этого пути, ни поглотило меня.
Лицо Брандта на секунду смягчилось, как и голос, когда он произнес:
– Может быть, и так. Но это не важно. Я буду единственным, кто запомнит вас и то, что вы сделали в этом городе.
Подумав о Рене, остальных детях и о священнике, осмелившемся поверить в чудо, Каролина сказала:
– Нет. Не единственным.
И, увидев, как почернело, словно его же форма, лицо Брандта, Каролина испытала вспышку злорадства.
– Я должен тебя забрать, – сказал капитан.
– Если ты это сделаешь, я каждый день буду напоминать тебе о Фрице и Кукольнике, – сказала Каролина. – Я буду терзать твое сердце с утра до вечера. Клянусь.
Для любого другого это прозвучало бы жалкой угрозой, но Каролина научилась хорошо понимать Брандта. Он отступил от нее на шаг, но тут же взял себя в руки и надвинул фуражку поглубже, так что вместо его глаз Каролина увидела пустые глаза черепа. Ей показалось, что это больше соответствует правде. Этот колдун давно убил свое сердце, и, хотя даже кукла не может жить без сердца, этот человек смог.
