— Не торопись, — не глядя на него, сказал Мо. — И не суетись.
К воротам стремительно подъехала машина с мигалкой. Из нее выскочил Щеткин и нервно пожал руку Антону.
— Блин, ну чего вы шушукаетесь?! — Тут Леха тоже заметил нового человека. — Мо! Что за фигня?! Этот здесь откуда?
Чонг Ли забился на заднее сиденье. Плетнев сказал Щеткину:
— Петя, чего тут сложного? Ну, забрал его, сейчас в «Глорию» повезу… Чего ты беспокоишься так? Зря только примчался…
— Не зря! Не нравится мне вся эта китайская возня, Давай лучше я с тобой до «Глории» доеду…
Щеткин сел в свою машину с мигалкой, оба автомобиля развернулись и уехали в направлении центра города.
— Давай за ними, — сказал Мо.
Леха завел машину и рванул с места.
— Не спеши. Останови вообще.
— Это почему?! — раздраженно спросил Леха, но все же сделал, как было сказано.
— Потому что нам не нужно гнаться! — сказал Мо снова по-китайски. — Смотри и думай, а не спрашивай, как этот большеносый дурак. Они профессионалы. Они сразу заметят нас.
— Леха! Только русские бросают дело на половине… Мы доводим все до конца.
Турецкий
Турецкий заглянул в прихожую, прислушался. Вошел, прикрыл дверь, но запирать не стал. Он допускал, что его могут поджидать и внутри квартиры, и тогда придется быстро отступать. Но здесь никого не было. Ни засады, ни Ирины. Зато вокруг следы грубого обыска.
Турецкий осмотрел большую комнату: одна половина ее перерыта полностью, вторая — не тронута. Обыск кто-то прервал. Скорее всего, Ирина. Детально изучать обстановку было некогда. Александр Борисович переоделся. Достал из-под дивана здоровенный агеевский пистолет (вот пригодился, кто бы думал?), проверил обойму, спрятал сзади за ремень брюк.
На кухне из настенного шкафчика вынул жестяную банку с сахаром, запустил в нее руку, вытащил свернутые в трубочку и обтянутые полиэтиленовой пленкой несколько зеленых банкнот.
По стеночке подошел к окну, осторожно выглянул. Оперативники по-прежнему были на посту. Уплетали пирожки из «Русского бистро».
Теперь нужно было как-то выбираться.
Он осторожно спустился по лестнице на первый этаж. Позвонил в квартиру, окна которой выходили на улицу. Послышались шаркающие шаги за дверью. Там, внутри, смотрели в глазок. Дверь приоткрылась на длину цепочки. Раздался старческий кашель.
— Александр, ты, что ли?
— Я, Семеновна.
Семеновна сбросила цепочку.
— А сосед говорит, что тебя посадили. Вот трепло-то, я ему сразу так и сказала: Александр сам тебя посадит, когда узнает.
Турецкий вошел в квартиру.
— За мной не заржавеет.
Семеновна, золотая старуха, даже не спросила, что происходит. Живо убрала цветы с подоконника. Турецкий осторожно, памятуя о ранении, выбрался на улицу. Благодарно кивнул соседке. Семеновна перекрестила его вслед.
Максаков
Министр, нервно расхаживая по гостиной, говорил по телефону:
— У меня в подвале уже общежитие образовалось! Меня это нервирует, понимаешь?! Я не знаю, что с этим делать…
— На этот раз ты сам облажался, вот и расхлебывай.
— Я облажался?! — заорал министр. — Ты же говорил, что он в тюрьме и оттуда не выйдет! А теперь что? Ждать выстрела из-за угла?!
— Он в бегах, идиот! Не сегодня завтра его возьмут. А тебе могу посоветовать перебираться на городскую квартиру. И почаще бывать на людях.
В трубке раздались короткие гудки.
— Пожалуй, он прав, — пробормотал Максаков.
Через полчаса его наконец отпустило. Он уже выпил несколько рюмок, да и жена в вечернем платье и жемчужном ожерелье, замечательно смотрящемся на загорелой шее, тоже поднимала настроение. Другие мужчины поглядывали на нее с восхищением, а на Максакова с завистью. Максаков уже успокоился. С аппетитом ел, с удовольствием пил. Звучала живая музыка, Максаков покачивал головой в такт мелодии.
— Милый, ты должен пообещать, что уж в Саудовскую Аравию-то мы точно поедем вместе.
Максаков улыбнулся:
— А нельзя нам найти какой-то отдых, в какой-нибудь стране, не связанной с нефтью? Может, лучше вообще заберемся куда-нибудь подальше, займемся горным туризмом?
— Издеваешься? Перед отлетом в Москву я купила семь новых купальников. По одному на каждый день недели. — Она погрозила пальчиком. — Что теперь с ними делать? Через полгода они совершенно выйдут из моды.
Максаков притворно закатил глаза.
Началось танго. К их столику подошел мужчина — седой красавец в превосходно сидящем костюме.
— Можно пригласить вашу даму?
Максаков посмотрел на жену, та польщенно улыбнулась. Максаков снисходительно кивнул: развлекайтесь.
Через несколько секунд пара эффектно танцевала. Максаков закурил сигару, некоторое время наблюдал за ними, потом встал и направился в туалет.
Министр мыл руки и мурлыкал под нос мелодию танго.
За его спиной появился Турецкий. Схватил за горло, приставил к подбородку пистолет. Оба видели друг друга в зеркале. Министр казался скорее удивленным, чем напуганным.
— Помнишь меня? — сказал Турецкий.
Максаков медлил с ответом. Турецкий нажал стволом пистолета.
— Будешь клоуна из себя корчить, пристрелю. Понял?
Максаков кивнул.
— Где моя жена?
— У вас есть жена? — сказал Максаков с наигранным удивлением. — Поздравляю. И как протекает семейная жизнь?
— Значит, о ее похищении ты ничего не знаешь? И об убийстве Будильника? И о том, почему на меня дело изобрели?
Максаков помотал головой.
— Ладно.
Турецкий нажал на спусковой крючок — раздался сухой щелчок. Одновременно он сделал резкое движение вверх — ударил Максакова стволом в нос. У Максакова расширились глаза, и он обмяк. Турецкий отпустил его. Максаков прислонился к умывальнику. Держался руками за лицо. Открыл кран с холодной водой, умылся — из носа шла кровь.
Турецкий показал ему, что в пистолете нет обоймы. Достал ее из кармана и загнал в рукоятку пистолета. Дослал патрон в ствол. Снова приставил оружие к голове Максакова.
