К сожалению, этот рассказ вызывает массу новых вопросов. Следует вспомнить, что группа вывезенных с Позика людей (Джуди находилась именно в этой группе) тоже отчаянно опаздывала в Паданг. Но эта группа добралась до Ренгата тогда, когда последние машины уже ушли из городка на запад. Это был момент, когда «каждый боролся за себя и сам себя спасал». В записанных интервью Фрэнка нет ничего, что объясняло бы причины, по которым группа беженцев с Позика и Джуди были вынуждены уйти в джунгли и проделать пешком весь путь до Савах-Луэнто, а группа беженцев с Помпонга, в которую входил Фрэнк, этого не сделала.
Единственный ключ к разгадке этой тайны дает Брук. В своих воспоминаниях он рассказывает о нескольких тревожных днях ожидания в Ренгате, в течение которых администрация отчаянно искала грузовики или автобусы. В конце концов Брука сделали старшим на старом пароходе, буксировавшем две баржи, на которые погрузили половину находившихся в Ренгате военнослужащих. Пароход и баржи шли со скоростью гуляющего человека, не более двух километров в час. «Берег, мимо которого мы проплывали, едва виден!» – писал Брук. Но на следующий день, когда они миновали широкую излучину, то увидели большой лагерь военнослужащих. Действительно, удалось собрать несколько автобусов, на которые погрузили пришедших из Ренгата, и еще оставалось достаточно места для прибывших на баржах, в том числе для Брука.
Очевидно, Фрэнк и члены его группы уехали на одном из этих автобусов. Если Фрэнк действительно видел Джуди в Ренгате, то нет причин думать, что он ошибся. Единственным логическим объяснением является то, что пока искали автобусы, группа, в которую входила Джуди, потеряла терпение и отправилась в Паданг пешком. Шансы у группы, ушедшей в джунги, столкнуться с другими группами беженцев были невероятно малы.
Когда Фрэнк добрался до Ренгата, дождь все еще хлестал по улицам городка. Джон Уильямс, пришедший в Ренгат немногим раньше, вспоминает, что один из его товарищей заметил: «Если свалить нас в реку, большой разницы не будет – мокрее быть невозможно». И верно, пишет Уильямс: «говоря это, он потерял в грязи обувь и, ко всеобщему веселью, соскользнул в реку».
В Ренгате все еще действовали некоторые организационные возможности британцев и голландцев. Фрэнка и его товарищей разместили в здании школы, полном москитов, оказавших, как было впоследствии написано в одном из отчетов, вновь прибывшим «самый теплый прием». В Ренгате имелся маленький таможенный склад, в котором обрабатывали и вели учет проходивших через город беженцев. Их организовывали в группы и назначали руководителей. Голландцы, заправлявшие кухней, накормили беглецов супом и рисом. Обед вряд ли был питательным, но все лучше, чем ничего. Еще в Ренгате, как и во всех крупных пунктах, находившихся на центральном маршруте, имелся госпиталь. Эти госпитали были скромно оборудованы, но они обеспечивали качественную помощь ходячим раненым.
Голландцы в это время эвакуировали свой персонал, но предоставили для эвакуации столько машин, сколько могли. Все, что было способно двигаться, будь то автобусы, грузовики, джипы или повозки, запряженные волами, дошло до Савах-Луэнто. Это был не первоклассный транспорт. «По большей части, машины были разбиты, – рассказывалось в одном из британских докладов об эвакуации, – и все же они постоянно совершали рейсы и всегда были полны пассажиров». Водители на узких горных перевалах громко кричали, постоянно нажимали на клаксоны и, казалось, были готовы к тому, что могут в любой момент полететь в пропасть. В какой-то момент надо было пересечь реку на пароме. Паромщик медленно и мучительно перебросил людей и машину с помощью проволоки и ручного маховика. Английский артиллерист Джон Пёрвис вспоминал: «Нас доставили на другой берег в целости и сохранности, уж не знаю, как это удалось».
Из Савах-Луэнто ежедневно во второй половине дня отходил поезд на Паданг по железной дороге, петлявшей по горам. «Поезд был огромным, старинным, и при посадке в вагоны нам пришлось взбираться по нескольким ступеням», – вспоминал Брук приятное путешествие на удобных мягких сиденьях. Но в большинстве написанных по горячим следам отчетов говорится о переполненных вагонах, открытых окнах и дверях, что создавало видимость движения воздуха для задыхавшихся пассажиров. Фрэнк отправился в Паданг на одном из этих составов 7 или 8 марта.
Почти ровно через неделю после этого, после полудня 15 марта Джуди с группой беженцев с Позика вышла из джунглей и вошла в Савах-Луэнто. По городку ползли слухи о неминуемом приходе японцев. Никто еще не видел людей в форме японской императорской армии или военно-морского флота, но считалось, что приход японцев – вопрос дней, если не часов.
Взъерошенные, лохматые люди и их раненая, но сохранявшая резвость собака смотрели на игравшего перед хижиной мальчика. Тот подумал, что видит наступающих японцев, но когда он заметил Джуди, испуг на его лице сменился улыбкой, и мальчик прошел с группой весь путь до железнодорожной станции. «Нас обрадовали сообщением о том, что мы можем уехать в Паданг в тот же самый день», – вспоминал Лонг.
Джуди и люди, каким-то чудом выжившие в адском пути через Суматру, испытывали явное облегчение от того, что они близки к своей цели. Поскольку когда они пришли в Савах-Луэнто, огромное большинство беженцев уже отправилось к морю, но это означало, по крайней мере, то, что поезд не будет так переполнен, как в предшествующие дни. Наконец-то для членов группы, с которой шла Джуди, наступила передышка – они смогли усесться и посидеть.
Наконец-то рассеялся призрак смерти, витавший над беглецами с того момента, когда японские пикирующие бомбардировщики потопили их канонерки. Члены группы уже почти ощущали океанский бриз, воображая, что находятся на надежном и крепком судне, опираются о его леера, и мечтали об удобных кроватях, на которых будут лежать в Индии, на Цейлоне или где-то еще, вдали от адских японцев и войны. Не сказать, что кто-то из беженцев был трусом – любой из них пойдет снова сражаться по первому зову. Просто люди нуждались в коротком отдыхе. И этот отдых был так близок.
Глава 14
Паданг
Если доки гавани Кеппел в последние дни обороны Сингапура как свободного города являли картину хаоса, то сцены, разыгрывавшиеся в гавани Эммахавен в Паданге в конце февраля и начале марта 1942 года, были немногим лучше. В каком-то отношени даже хуже, чем в Сингапуре. Хотя там на эвакуируемых сыпались бомбы, британские военные, в первую очередь, британский ВМФ, поддерживали образцовый порядок. В отличие от Сингапура, в Эммахавене на волю вырвались темные стороны человеческой натуры.
Понятно, что пережившим экстремальные испытания на море и на суше беженцам, всходившим на поджидавшие их суда, не терпелось покинуть зону боевых действий. Мужчинами и женщинами, хватавшимися за возможность уехать, двигала простейшая потребность в безопасности, и в порту стоял запах паники. Люди не хотели ничего более, кроме как оказаться подальше от японских захватчиков. Стремление попасть на немногие стоявшие в Паданге корабли (в их числе была пара эсминцев британского ВМФ, три крейсера и гражданские суда разных размеров и разной мореходности) привело к свалке, недостойной операции, которую проводили военные, пусть даже такая измученная отступлением сборная группа из разных видов вооруженных сил. Офицеры отправили своих подчиненных добывать места на отплывающих судах. Из-за сокращавшегося количества коек начались споры, перераставшие в насилие. Голландских администраторов и местных жителей ошеломляли проявления качеств, которые, казалось, должны были быть чужды военным.
