Я решил поговорить с Фатимой. Тем более мне показалось, что она сама хочет это сделать; несколько раз я ловил на себя ее пристальные взгляды. В другой бы ситуации я бы сделал недвусмысленные выводы об ее чисто женском интересе к такому замечательному молодцу, как я. Но сейчас после всего увиденного я был уверен, что ею двигают совсем иные мотивы.
После сытного обеда, от которого я успел почти что полностью отвыкнуть, я поймал ее во дворе. Мы посмотрели друг на друга и окончательно поняли, что нам есть о чем побеседовать.
Мы сели рядом на скамейку.
— Мне Аслан полчаса о вас рассказывал. Он вами восхищается, говорит, что вы отлично владеете оружием, великолепно деретесь. И вообще, смелый человек. Вы стали его кумиром, — улыбнулась женщина.
— Даже не предполагал, — искренне удивился я. — Я то как раз полагал, что ваш сын меня не любит.
— Почему вы так думаете?
— Мне казалось, что он считает меня своим врагом, врагом вашего народа. Он у вас очень горячий паренек, прямо рвется в бой. Не пускайте его.
— Я знаю, — вздохнула Фатима, — я постараюсь удержать. Но это будет трудно, у нас мужчины не любят слушать женщин, даже если женщина — его мать. А он хочет быть мужчиной немедленно. А вы лишь подаете ему пример, только распаляете в нем это желание.
— Но что я могу поделать, коли ситуация так складывается. Идет война.
— Да, война, — невесело согласилась Фатима. — Не будь ее вас, наверное, здесь бы и не было.
Этот вопрос не очень понравился мне, заставил насторожиться.
— Конечно, не будь войны все бы мы были бы в других местах.
— Но зачем вы пришли сюда. Аслан говорит, что вы не федерал. Кто же вы?
— Я не принадлежу ни к какому лагерю, я сам по себе. Мы тут все такие. Отец Борис приехал, чтобы изучать на практике что такое добро и что такое зло.
— Но вас же интересуют совсем другие вещи?
— Вовсе нет, этот вопрос должен интересовать каждого. Как можно жить, не знаю что есть зло и что есть добро? — Я усмехнулся.
Фатима внимательно взглянула на меня.
— Аслан рассказывал мне, что вы хотели убить Салмана, а отец Борис не дал это сделать.
— Отец Борис не понимает, что такое война. Но однажды поймет. Кстати, что вы собираетесь с ним делать? — спросил я о раненном.
— Возвращу своим, — спокойно ответила Фатима.
— То есть Умару Султанову.
Она не ответила, но и без слов ответ был предельно ясен.
— А почему здесь нет боевиков? — спросил я. — Или они есть, только спрятались?
— Нет, они ушли. А почему, я не знаю.
— Когда ушли?
— Вчера.
— Где же они теперь?
Фатима решила снова ответить молчанием.
— Зря вы сюда прибыли, — вдруг негромко протянула она. — Вам бы уехать поскорей.
— Но чего я должен бояться?
— Вы убили товарищей Салмана. Он вам этого никогда не простит. Я кивнул головой.
— Вы правы, мы скоро уйдем. А пока помогите нам, никому не говорите о нашем пребывании тут. Мало ли кто к вам приехал, сейчас тысяча людей бегут со своих насиженных мест. Разве мы не можем быть вашими родственниками. Между прочим, у Ванды недавно в Столице убили мужа. А где, кстати, ваш?
— Его нет здесь, — сказала Фатима таким тоном, который не позволял расспрашивать дальше.
— Я беспокоюсь за Павла, за Ванду и отца Бориса, — сказал я. — Между прочим, отец Борис спас Аслана, ваш сын бросился под пули, а он накрыл его своим телом.
Это сообщение взволновало взволновало Фатиму, ее глаза увлажнились.
— Пока они находятся в моем доме, их никто не тронет. Но если они его покинут, я ничего сделать не смогу.
Я кивнул головой.
— Я скажу, чтобы они никуда не выходили.
— А что будете делать вы? — спросила она.
— Ничего, Может, немножко похожу по горам. Я очень люблю горы. А здесь красивые места, и я тут не был.
— Места красивые, — подтвердила мои наблюдения мать Аслана. — Но ходить я вам тут не советую.
— Вы имеете в виду боевиков, — как можно безучастней произнес я. — Но я их не боюсь. Зачем я им нужен? Выкуп с меня они не получат, так как его некому платить. Я меньше месяца назад как освободился из тюрьмы.
Я внимательно взглянул на женщину, мне было интересно, какое впечатление на нее произведет эта новость. Но она лишь бросила на меня беглый взгляд.
— Странный вы человек, — вдруг задумчиво проговорила Фатима, — непонятный. И разговор у вас такой же. И людей вы сюда непонятных привели.
Несколько секунд я раздумывал, затем извлек из-под подкладки куртки фишку с готовившимся к прыжку волком, как бы ненароком разжал кулак. Несколько секунд Фатима смотрела на мою ладонь, затем перевела взгляд на меня.
— Почему вы сразу мне не показали ее?
— Хотел получше вас узнать.
— Узнали?
— Трудно сказать определенно. Но какое-то представление получил. Мне показалось, что вам можно доверять.
Фатима покачала головой.
— Никому нельзя в нынешние времена доверять, — со вздохом сказала она. — Говорите, что вы хотите?
— Пробраться в Верхнее.
— Это очень трудно. На дороге замаскированные дозоры.
Я пожал плечами.
— Ничего другое меня не интересует.
Она задумалась.
— Ладно, когда пойдете?
— Этой ночью.
— Никому ничего не говорите.
Она ушла, оставив меня одного пребывать в некоторой растерянности от разговора. Хотя я еще раз убедился, что Сулейман не врал, когда говорил о большой разветленной организации, которую он создал у себя на Родине, но все же я хотел бы получить от Фатимы более определенные сведения. И все же меня успокаивало то, возможности Сулеймана гораздо больше, чем возможности Умара. Рано или поздно, с моей помощью или без моей он одолеет его.
Из дома показалась Ванда. Завидев меня, она примостилась рядышком. Я посмотрел на нее.
— Все хотел спросить, почему у тебя такое странное для здешних мест имя.
Внезапно она засмеялась.
— Я сказал что-нибудь смешное, — обиделся я.
— Нет, извини, но девять из десяти моих знакомых начинали знакомство со мной с этого вопроса. И я в конце концов просто заучила несколько фраз ответа.
— Слушаю их.
— Однажды моя мама, когда была беременная мною, посмотрела какой-то польский фильм, где главная героиня носила это имя. Она и назвала меня в честь нее. А я стопроцентная русачка. Вот и вся история. Не правда ли, ничего интересного.
