Оказывается, я ошибаюсь.
Глава 16
Какой-то малознакомый мужчина, старый шахтер, первым приходит в движение. Он выскакивает на помост и, сорвав кусок моего отчета, швыряет на землю. Пока я говорила, напряжение в толпе нарастало и бурлило, и одного вызывающего поступка оказывается достаточно, чтобы начали действовать все. Воцаряется хаос.
Люди вспрыгивают на помост и набрасываются на остальные части моего отчета. Кому-то достаточно просто его сорвать, другие яростно его уничтожают, разрывая на мелкие кусочки. А кого-то отчет не интересует вообще: им нужна я. Неожиданно мне приходится думать не о том, как передать остальным мое послание. Мне надо думать, как выжить.
Злые лица нависают надо мной, ко мне тянутся руки, жестокие и цепкие. Я никогда бы не подумала, что следует бояться нападения со стороны собственных соотечественников, однако знакомый мир изменился в считаные дни. Кто-то отрывает рукав моей рубашки, я чувствую, как чьи-то ногти впиваются мне в щеку… Опасаясь худшего, я поспешно пячусь до самого конца помоста. Нападающие преследуют меня. Спрыгнув вниз, удается уйти от них, хотя кое-кто из особо распалившихся делает то же самое. На земле я оказываюсь в людской сумятице, и вскоре мне удается оторваться. Тем временем толпа в центре поселка разъяряется все сильнее.
Многие, не заметив, что я и почти все мои творения исчезли, все еще пытаются забраться на помост. Другие начинают бросаться друг на друга. Обрывки разговоров так и мелькают, и я не успеваю за ними следить. Однако кое-что повторяют снова и снова: «ложь», «смерть», «еда». Мне становится ясно, что большинство не поверили тому, что я им рассказала. Кажется, они вообразили, будто я сочинила все это, чтобы выгородить себя. Я падаю духом – не из-за того, что они так плохо обо мне думают, а из-за того, что нынешний порядок вещей настолько их поработил, что у людей нет решимости его нарушить.
Однако есть и те, кто решил, что в моих словах кроется часть правды, но их поддержка только ухудшает дело. Те, кто уже выступал против города и зол на него, рвутся в бой. Они начинают возражать тем, кто считает меня лгуньей, и я в ужасе вижу, как в толпе вспыхивают драки. Я пытаюсь говорить себе, что дело просто в том, что люди голодны и испуганы, что вчерашние проблемы вызвали у них панику и тревогу. Тем не менее мне тяжело видеть, как они погружаются в это безумие, восстают друг против друга, когда нам необходимо объединиться и выступить против города.
Вглядываясь в мятущуюся толпу, я вижу в дальней стороне Чжан Цзин: ей опасность не грозит. Она застыла с широко открытыми глазами, пригвожденная к месту страхом. Наши взгляды встречаются, и я быстро говорю ей:
«Подожди, я иду».
Не знаю, поняла ли она: на меня наталкиваются двое мужчин, пихающих друг друга, и сбивают с ног. Мое тело, и без того саднящее, болит от падения еще сильнее, но мне удается подняться на ноги и не позволить себя затоптать. Я потеряла Чжан Цзин из вида, но упорно пробиваюсь в ту сторону, где только что ее видела.
«Стойте! Стойте! – отчаянно говорю я, когда мне попадаются двое знакомых по учебе подмастерьев, дерущихся друг с другом. Они меня даже не замечают, и я, не задумываясь, протискиваюсь между ними, чтобы прекратить драку. – Прекратите! Нам надо объединяться!»
Они изумленно пялятся на меня. Я понятия не имею, из-за чего они подрались, но внезапно они действительно объединяются – в своей ненависти ко мне. Злобно скалясь, они оба бросаются ко мне, заставляя поспешно отскочить. Я натыкаюсь на какого-то незнакомого мужчину, который поначалу не обращает на меня внимания, но потом напрягается, опознав меня. Его лицо наполняется гневом, и он тоже тянется ко мне…
…И в это мгновение по поселку прокатывается невообразимо громкий звук.
Я инстинктивно зажимаю уши руками. До этого момента самым громким из слышанных мной звуков был гонг священника. Теперь это не так. Этот новый шум немного напомнил мне тот «БОМ!», но только он намного сильнее. На самом деле этот звук настолько огромный и мощный, что даже земля под нами трясется, так что многие, включая и тех, кто сейчас пытался на меня напасть, замирают и недоуменно озираются. Кое-кто даже смотрит в небо, и я их не виню. Подобные сотрясения порой ощущаются вместе с молнией, но этим ранним утром небо ясное и солнечное.
Некоторые решают, что это не имеет значения, и снова принимаются ссориться. Для других это оказывается той самой необходимой оплеухой: я с облегчением вижу, что они прекращают конфликтовать. Однако мое облегчение длится недолго: я слышу новый звук, совершенно невозможный, по крайней мере, у нас в поселке. Сомневаться не приходится, так как звук становится все громче и громче: такой шум издают копыта коней, ударяющиеся о землю, тот самый шум, от которого мы с Ли Вэем убегали под горой.
«Не может быть! – думаю я. – Наверху нет лошадей!»
Шум усиливается, и я озираюсь, пытаясь найти его источник. Мне все еще трудно бывает определить место и удаленность некоторых звуков. Однако продолжая ориентироваться, я почти убеждаюсь в том, что кони приближаются с той же стороны, откуда донесся первый «бум!». В ту сторону мы редко ходим: там когда-то был узкий перевал, который вел к плодородной долине и дороге, шедшей вниз по другому склону горы. Лавины погребли под собой этот узкий проход, создав непреодолимую, высокую стену, через которую никому не удавалось пройти…
…До этого дня.
Во мне возникает чувство страха, и оно становится сильнее по мере приближения звука копыт. Я снова мельком вижу Чжан Цзин за мятущейся толпой: она все еще ждет меня. Только времени уже не остается.
«Уходи, – говорю я ей знаками. – Уходи и прячься! Вот-вот случится нечто ужасное!»
К моему глубокому облегчению, она поворачивается и бросается бежать как раз в тот момент, когда сзади на меня накатывается новый шквал шума. Я оглядываюсь и вижу, как в центр поселка галопом вламывается настоящая армия верховых солдат. Подняв оружие, они несутся вскачь, не обращая внимания на все, что оказывается у них на пути. Беспорядок, который я недавно сочла хаосом, меркнет по сравнению с тем, что наступает теперь. Панику вызывают не только солдаты и их оружие. Кони не менее страшны. Как и я, люди видели их только на картинках. А еще для нашего поселка непривычны и страшны чужаки. Мы всю нашу жизнь видим вокруг одни и те же лица. Новые люди становятся потрясением, особенно когда они явно недружелюбны.
Вдобавок ко всему этому мне приходится выносить новые звуки – звуки войны. Набрасываясь на нас, солдаты издают резкие воинственные кличи: этот шум оказывается уродливым и отвратительным. Вокруг начинают раздаваться крики и стоны моих соотечественников: они издают их инстинктивно, под воздействием сильных эмоций. Они даже не осознают, что производят какой-то шум, но они звучат так жутко, что у меня волосы на голове становятся дыбом. Эти звуки наполняют воздух, и на мгновение передо мной встает та странная картинка из моего первого сна, после которого я начала слышать. Тогда люди тоже закричали одновременно – почти как сейчас, но менее беспорядочно. И все же сейчас я ощущаю в себе какую-то тягу, то же влечение, которое я чувствовала в других снах: словно меня зовут. Это чувство впервые пришло ко мне в момент бодрствования, однако мне некогда над этим задумываться, когда вокруг происходит такое.
