Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Граната в пакете
И все же обычно столкновения с полицией были не столь приятны.
За день до самой жестокой атаки на демонстрантов Мустафе, студенту юридического факультета из-под Измира, какой-то мужчина хотел подсунуть гранату.
— Он назвался солдатом, сказал, что после начала протестов под шумок дезертировал из части и украл несколько штук. Пытался всучить мне какой-то предмет в пакете, якобы гранату. Утверждал, что гранаты нам нужны, чтобы защищаться, потому что полиция скоро за нас как следует возьмется, — говорит Мустафа. — Как мы поступили? Да я даже в руки не захотел это брать. А вот мои друзья хотели ему задницу надрать. Ясно, что это был засланный казачок или провокатор. К тому же полный идиот: заявился с таким предложением в лагерь пацифистов. Видишь эту большую А в кружочке? Висит прямо на входе. Оружие — последнее, что нам можно всучить. Тот тип убежал, а мы за ним через весь парк гнались и кричали:
“Вон отсюда!”
Даже думать не хочу, что было бы, найди они у нас эту гранату. Ведь полиция только и ждала чего-то такого! Сюда каждый день такие типы приходили. Мой друг видел одного из них. Во время столкновений с полицией тот бросал в полицейских зажигательные бомбы. А потом, когда моего друга скрутили и вели в автозак, тот же тип ударил его ногой в живот. Даже не переоделся.
— Мустафа, а зачем полиции устраивать провокации?
— Потому что мирных демонстрантов нельзя травить газом и разгонять силой. Это плохо выглядит. С ними нужно вести переговоры. Здесь сплошные мирные фрики. Мы тут сидим больше десяти дней и помимо политики разговариваем о веганстве, фрукторианстве, смотрим разные фильмы — пять кинотеатров в парке открылось. У нас есть дискуссионный клуб, юридическая консультация, массажист, парикмахер. Ничего подозрительного не происходит. Я, кстати, маме обещал, что ни в каких глупостях участвовать не буду. Мама меня одна вырастила, я ей многим обязан. В Турции одинокой женщине приходится нелегко, так уж у нас принято в культуре, что женщина что-то значит, только если за ней муж стоит. Поэтому, когда мама сказала: “Сынок, может, не пойдешь в этот парк?”, я ей ответил: “Мама, я иду туда для тебя. Если нами и дальше будут править эти чурбаны из АКР, таким женщинам, как ты, будет только хуже. Для тебя я здесь сижу, и обещаю, что все будет в порядке”.
Так и есть. Смотри, сколько здесь продавцов кофе и чая. Будь мы опасны, они бы нас боялись и не пришли. А ведь хватило бы единственной гранаты, чтобы обвинить нас во всех смертных грехах и упечь в тюрьму лет на пятьсот.
Демократия в трудные времена
— Не такие уж они невинные. Ты бы видел, как они мой магазин грабили. Я бы этих панков в асфальт закатал, — негодует хозяин магазина Метин. Его магазин — мыло, повидло, жевательная резинка и немного выпивки — закрыт уже неделю. Оккупировавшие парк Гези сначала стащили у него несколько коробок с печеньем, потом закрасили аэрозолем витрину, а под конец написали на защитных рольставнях ругательства, так что убытки Метин понес весьма конкретные. К тому же он невероятно огорчен. По его словам, голоса таких, как он, верных избирателей Эрдогана никто не слушает.
— Я смотрю новости на иностранных каналах, как молодые турки борются с авторитарной властью, и не верю своим ушам. Площадь Таксим сравнивают с египетским Тахриром? Вы там себе на Западе постучите по своим европейским головам! Разве можно премьера, который трижды выиграл парламентские выборы и дважды референдум, чей ставленник стал президентом страны, разве можно такого премьера сравнивать с Мубараком?! Я понимаю, что у людей есть право защищать парк. Но разве они знали планы Эрдогана? Да ведь он хотел еще деревьев в парке посадить! Ну да, в середине парка построить эти османские казармы, но вокруг парк стал бы только гуще.
— Раз все должно было быть так хорошо, что же тогда случилось?
— То же, что и всегда! С тех пор как Эрдоган выиграл первые выборы, в СМИ и за границей начались беспардонные, ничем не обоснованные нападки. Вот уже десять лет я слышу, что он исламист, что он введет шариат и превратит Турцию во второй Иран. И всем глубоко плевать, что за это время турецкая экономика вышла в мировые лидеры. Что экспорт вырос в три раза. Что у нас в три раза больше инвестиций, дорог, всего!
Я начинал пятнадцать лет назад с маленького киоска в плохом районе, а сегодня у меня пять магазинов в разных частях города. Тружусь не покладая рук и никогда не жалуюсь. Тем, что имею, я во многом обязан правительству, которое помогает малому бизнесу. Да и крупному, впрочем, тоже. Неслучайно турецкая биржа сегодня показывает самые быстрые темпы роста в мире.
— А ислам? Почему запрещают стюардессам красиво одеваться?
— Да я тебя умоляю! Будь они такими исламистами, как о них говорят, разве я смог бы продавать алкоголь? За них голосует весь восток Турции, там люди очень консервативные, алкоголь для них хуже черта, поэтому правительству приходится время от времени перед ними расшаркиваться. Там многие уже давно ворчали, что, отправляясь в паломничество в Мекку турецкими авиалиниями, они не желают видеть стюардесс в мини-юбках. Это правда сложно понять?
Но главное — наш премьер чертовски прагматичен. И управленец отличный. Вы не хотели нас в Евросоюзе? Пеняйте на себя. Уже сегодня по уровню заработной платы и жизненным стандартам мы обгоняем Болгарию и Румынию, а может, и Грецию. Еще пара лет, и Евросоюз будет умолять нас вступить в него.
— Метин, а ты знаешь, что даже в Китае в тюрьмах сидит меньше журналистов, чем в Турции? Ваш премьер — прекрасный правитель, но ведь его правда тянет в авторитаризм. Для меня протесты в парке Гези — это как желтая карточка. Как предупреждение: премьер, не иди этим путем.
— Знаешь, — Метин делает глубокий вдох и некоторое время смотрит на холодильник с алкоголем, словно хочет найти там подтверждение тому, что он вот-вот скажет, — время сейчас непростое. И по мне, пусть лучше мою страну ведут, может, и жесткой, зато уверенной рукой. До Эрдогана в нашей политике был бардак похлеще, чем в итальянской. Ни одного решения не могли принять, всем заправляла мафия. Экономика катилась в тартарары. Сейчас все это удалось изменить. Кроме того… — Метин делает паузу и переводит взгляд с холодильника с алкоголем на висящий над дверью портрет. Это портрет Мустафы Кемаля, отца современной Турции. Такие портреты висят почти в каждом турецком магазине, парикмахерской, в кабинетах врачей, госучреждениях и ресторанах. Ататюрк для турков поистине святое. — Он ведь тоже правил авторитарно, — произносит наконец Метин и переводит взгляд с портрета на меня.
Наследие Ататюрка
Меня не удивляет, что Метин долго не отваживался вслух сравнить Эрдогана с Ататюрком. Ататюрк умер еще до начала Второй мировой войны, но для протестующих он по-прежнему остается важнейшей точкой отсчета. На окраине парка я наткнулся на двух яростно спорящих парней, на вид обоим было чуть меньше тридцати.
— Если не пойдешь с нами, значит, ты не настоящий турок, — кричит один из них. — Тебе плевать на демократию, на развитие. На наследие Ататюрка!
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
