В то же время трофеями донцов за годы войны стали: 74 орудия, 169 зарядных ящиков, 77 пулеметов, 23 250 винтовок, 3400 лошадей, 48 автомобилей, 116 повозок с военным имуществом и 95 вьюков с боевым снаряжением, 21 вражеский аэроплан. Казаки взяли в плен 460 офицеров и 29 650 неприятельских солдат, а в одном из сражений им удалось захватить даже вражеское боевое знамя{215}.
Справедливости ради следует отметить тот факт, что в ходе войны и донцами также было потеряно одно боевое знамя — знамя 42-го Донского казачьего полка (командир полка войсковой старшина Краснушкин). Однако это был третьеочередной полк, а почти все полки 3-й очереди, прикомандированные к армейским корпусам и дивизиям русской армии, использовались на фронте, как правило, посотенно. Их постоянно «раздергивали» для ведения разведки, охранения и прочих нужд корпусных и дивизионных штабов. Бывали нередкими случаи, когда командиры полков оставались без казаков, с одним боевым знаменем части.
Определенную эволюцию претерпели в годы войны военно-стратегические взгляды на место казачества в военной организации русской армии. Можно выделить четыре последовательно сменяющих друг друга тенденции в оценке боевого потенциала казачества, ибо элементы иного функционального предназначения всегда имелись в практике осуществления боевых операций.
Во-первых, донские воинские формирования в начальный период войны неизменно составляли войска прикрытия. Они надежно прикрывали боевое развертывание русских армий, а также войсковые соединения при осуществлении ими наступательных и оборонительных военных операций. При этом вопрос, какими средствами и с помощью каких кавалерийских и иных маневров, при такой глобальной характеристике неизбежно отходит на задний план.
Во-вторых, донские казачьи полки в ходе позиционного периода войны превращаются в некий субстрат для русских армейских корпусов, который современники окрестили как «ездящую пехоту». Казачьи подразделения оказались удобным средством для решения текущих тактических задач.
В-третьих, Луцкий прорыв возвращает казачеству значение самодеятельного вида вооруженных сил. В-четвертых, последний год войны ставит на повестку дня вопрос о стратегическом предназначении казачьих формирований. Однако вопрос этот был только поставлен и в полной мере реализован не был, хотя по существу Конная армия была создана еще в сентябре 1915 г., когда под начальством генерала Орановского удалось кратковременно объединить 1-й конный корпус, Сводный конный корпус генерала Туманова, конный отряд Казнакова, 3-ю Донскую казачью дивизию и отряд генерала Потапова. Общая численность этой армии достигала 20 с лишним тысяч человек, а ее огневую поддержку обеспечивали 67 орудий и 56 пулеметов{216}.
Война как началась для донского казачества успешно выдержанной проверкой на мобилизационную готовность, так и завершилась, по существу, новой мобилизацией его боевого потенциала, который, к сожалению, был позже перенесен на поля Гражданской войны. Угасающий военный конфликт практически без временного разрыва очень легко перерос в конфликт социальный. Война как явление национальной истории в его региональном самовыражении нуждается в дальнейшем обстоятельном исследовании. В этой книге мы только попытались приблизиться к полному развертыванию и глобальной реконструкции целостной исторической картины участия донского казачества в основных событиях в контексте такой темы, как Дон в годы Первой мировой войны.
Но что бы мы ни говорили, главным остается окончание самой войны. В декабре 1917 г. Россия прекращает вести боевые действия. Этот выход из войны был прежде всего политическим актом, хотя политическая стихия стала захлестывать страну, и Дон в том числе, намного раньше. Об этом нужно вести отдельный разговор. Мы же обратимся к относительно забытой странице войны — Кавказскому театру боевых действий. Несмотря на то что участие донского казачества в событиях на Кавказе менее значительно, нежели на западных (русских) фронтах, оно вполне заслуживает, с нашей точки зрения, отдельного рассмотрения.
Глава 6.
ДОНСКИЕ КАЗАКИ НА КАВКАЗСКОМ ТЕАТРЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Кавказский театр Первой мировой войны и пребывание на нем донских казаков остаются пока вне поля зрения исследователей. Это и понятно, ведь судьба военного противостояния действительно решалась в Европе. Именно там интенсивный накал вооруженной борьбы непосредственно переносился на административно-территориальные районы государств — главных противников в войне, а любые серьезные изменения на фронте неизменно грозили практически сразу перерасти в критическую ситуацию для страны — участницы военного конфликта. Историография обозначенной проблемы невелика и сводится к двум исследованиям, представленным работами более обобщенного (например, книга Г.Л. Воскобойникова) и более частного (Н.Г. Корсун) характера.
Обзор военных операций на Кавказском театре войны в целом сделан A.M. Арутуняном{217} и Н.Г. Корсуном{218}. В первом случае мы сталкиваемся с историческим научным повествованием, где изложение конкретно-исторического материала выстроено по типичной логике кропотливого военно-исторического труда и по строго выверенному плану добросовестного ученого, давно и тщательно занимающегося историей войны, оказавшей мощное влияние на исторические судьбы многих народов мира. Во втором случае со страниц давно изданной книги в буквальном смысле звучат красноречивые и точные суждения военного специалиста о Кавказском фронте Первой мировой войны, которые тематически объединены в оперативно-стратегические очерки. Доктор военных наук, профессор, генерал-лейтенант Н.Г. Корсун упор делает на чисто военно-прикладной анализ событий столетней давности, причем даже на нем явно заметен суровый отпечаток краткого курса «Истории ВКП(б)».
Тем самым перед нами отчетливо предстают два образа мышления, два способа восприятия, два метода познания. Если Н.Г. Корсун предлагает читателю историю военных операций, то A.M. Арутунян написал историю участия России в войне на ее Кавказском театре. Здесь историографически выявляются два совершенно разных среза в исследовательском анализе одной и той же проблемы: военно-оперативный и событийно-фактологический.
Немало места Кавказскому театру Первой мировой войны отводит в своей монографии «Казачество в первой мировой войне 1914–1918 гг.» Г.Л. Воскобойников{219}. Однако, и это вполне естественно, участие донского казачества им освещено фрагментарно. Впрочем, даже в узкоспециализированных книгах Н.Г. Корсуна, посвященных отдельным военным операциям на Кавказском фронте{220}, мы также встречаем только отрывочные сведения. Пожалуй, исключение представляет лишь колоритный сюжет с Донской пешей бригадой.
