Наш народ тоже, конечно, ни о чем не знал – до поры. Не ведали ничего даже допущенные к самым высшим секретам: Королев, к примеру, и его помощники. Генерал Провотворов и его космонавты, включая Галю. Полковник Пнин, Вилен и Лера. Не говоря, конечно, об обычном народонаселении, типа Владика, его матери – Антонины Дмитриевны, отчима Аркадия Матвеевича и бабушки Ксении Илларионовны.
Колесо истории вращалось исподволь, тихо-тихо, незаметно приближая самый тяжелый политический кризис за всю историю человечества. Люди по обе стороны океана скоро будут поставлены на грань массового уничтожения – но пока они еще не ведают об этом и живут своей обычной, обыденной жизнью.
Москва.
Лера
Полковник Пнин должен был ее наставлять, опекать, оберегать. Именно для этого, а не для того, о чем кто-то, испорченный, мог бы подумать, встречался он с Кудимовой один-два раза в неделю на конспиративной квартире. Впрочем, половой контакт тоже был важен, потому что способствовал взаимному пониманию и обоюдной привязанности, которые в отношениях с агентом далеко не последние качества.
Вот и сейчас он спрашивал ее: «А почему вы с Виленом так мало стали встречаться с вашими институтскими друзьями? К примеру, с Владиславом Иноземцевым и женой его Галей?»
– А это надо? – мурлыкала она, размякнув, под атласным покрывалом. Она поводила пальчиком по груди Александра Федосеевича, густо волосатой и кое-где седой. Что ни говори, связь с ним давала больше вдохновения и удовлетворения, чем жизнь с Виленом и тем более с кем-либо до мужа. Хотя и стыдно, конечно, бывало до сих пор, и гадко. Почему, ну, почему, спрашивала она себя, жизнь у меня не может быть, как у всех, прямой и честной? Почему она вся изломанная и тайная – и в смысле службы, и по части любви? Но на эти риторические вопросы не находилось ответов.
– Надо ли встречаться с Иноземцевыми? – переспрашивал полковник. – Конечно! Любой контакт очень важен для разведчика (и контрразведчика). Тем более такой, который связан с секретной работой. Это открывает новые горизонты для возможной дезинформации противника.
– Мы тут с Галиной Иноземцевой видались, – растеклась Лера. – Я ей аборт делать помогала. Нашла врача.
– А почему она в поликлинику не пошла?
– Тренируется вместе с парашютистками в сборной СССР.
– Что, Иноземцева ушла из ОКБ ради этого?
– Да, говорит, всю жизнь мечтала прыгать, нравится ей это.
– Н‑да? Что ж – хорошо, что ты подруге помогла. Это сближает. Да и она тебе теперь обязана, согласись. Поэтому сам бог вам велел продолжить общение. Пригласи ее и Владика к себе.
– Они не живут вместе.
– Зови по отдельности. Сходи с ней в театр.
– Я Иноземцеву уже на «Лебединое», на Плисецкую, позвала.
– Видишь, как хорошо, и какая ты у меня умница! Сама все знаешь и понимаешь.
И Пнин снова начал целовать Леру в плечи и в шею.
А потом, когда они оба приняли душ и лениво, в халатах, ели за столом виноград (видать, специально привезли из Узбекистана), а также чудной иностранный вонючий сыр «рокфор», Пнин сказал:
– А теперь, моя девочка, соберись и послушай меня очень внимательно.
– Яволь, херр оберст! – сказала она, дурачась, однако Пнин посмотрел строго. Она приняла серьезный вид, и тогда он начал:
– Тебе предстоит провести весьма важную спецоперацию. О ней, в полном объеме, знают только два человека: я да ты. Целью ее должна стать дезинформация главного противника. Наш спецотдел, после консультаций с учеными, подготовил документы, которые должны будут ввести церэушников в заблуждение относительно приоритетных работ, что ведутся в «ящике», где ты служишь. Пусть думают, что у вас в шараге разрабатывается то направление, что мы им с тобой продемонстрируем, – в то время, как ты и твои коллеги трудятся по совсем другим темам.
– Я поняла, – кивнула девушка.
– Действовать ты будешь совершенно самостоятельно и на свой страх и риск. Никто больше не знает об операции и помогать тебе не будет. Провалишься – тебя, конечно, не расстреляют, как американского агента, но неприятности начнутся крупнейшие. И вся наша игра с церэушниками пойдет насмарку.
– Что надо делать?
– Принесешь на работу фотоаппарат, которым тебя снабдили наши заокеанские коллеги. Запросишь в вашей секретной части те чертежи и тома техдокументации, что я тебе скажу. Эти тома и чертежи были изготовлены нашими людьми специально. Никто – ни в секретной части, ни в руководстве – не знает, откуда и почему в архиве взялись эта техдокументация и листы. Им было сказано хранить – они и взяли. Затребуешь якобы для работы указанные чертежи и тома. Затем все перефотографируешь.
– Как я это пересниму, если своего кабинета у меня нет, а в отделе постоянно народ толчется?
– Придумай. Агент ты или кто? После того как сделаешь дело, пленку оставишь в тайнике с пояснением: это проект, над которым наш отдел трудился все последнее время, в авральном режиме и закончил только к первому мая. Поняла?
…В понедельник начальник отдела, где работала Лера, собрался на весь день убыть к смежникам. Лера подкатилась к нему:
– Павел Петрович, будьте добры, дайте ключик от вашего кабинета.
– Это еще зачем? – ощетинился начальник.
– Я стенгазету делаю ко Дню воздушного флота. В отделе совсем негде развернуться.
– Да? Только смотри, чтоб у меня без пьянки и разного прочего!
– Что вы, Павел Петрович! Разве я могу! Замужняя женщина. Никто, кроме меня, даже порог не переступит.
И она сдержала обещание.
Только рано утром взяла в секретной части комплект документов по проекту «Оса» и восемь томов пояснительной записки.
Она закрыла дверь кабинета Павла Петровича на ключ и разложила ватманы и тома на столах. Предварительно посмотрела и поразилась, насколько липовые чертежи и записка вышли похожими на настоящие. Даже в перечне исполнителей стояли реальные фамилии, ее в том числе, – а бумага и шрифт машинки, которым был напечатан подложный отчет, точь-в‑точь совпадали с подлинными. Да и сам проект – она успела оценить – с точки зрения содержания был выполнен тщательнейшим образом. Примерно пару лет назад они в отделе как раз обсуждали, что следует пойти этим путем. Но в конце концов их руководитель, членкор и большая умница Павел Петрович, отверг идею и предложил разрабатывать иную тему – которая, как теперь видится, оказалась более правильной. А теперь, значит, наши контрразведчики собираются подсунуть американцам ложный след. Ловко.
Она принялась фотографировать.
«Интересно, – мелькнула мысль, – а если американцы разберутся и все-таки поймут, что мы их дурачим? Ладно, не надо думать так далеко. Другой вопрос важнее: когда и где я успею сделать стенгазету, которую предъявлю потом отделу и Павлу Петровичу?»
