5 ИЮНЯ
Сегодня сеньора Фрида пожелала отужинать вместе с гостями. Наталье нездоровится, она осталась в постели. Ван куда-то ушел на весь вечер.
8 ИЮНЯ
Должен отметить, что каждый раз, как сеньора Фрида выходит из дома с чаем на подносе, комиссар сияет, точно солнце. А раньше терпеливо ждал, когда можно будет вернуться к прерванным занятиям. Теперь же частенько поднимает глаза и смотрит, не несут ли чай. Прислушивается к звону браслетов. Ван согласен: Лев ведет себя странно. Сегодня Лев с сеньорой уехали к сеньоре Кристине, не сообщив зачем, и пробыли там несколько часов. Это уже не в первый раз. Такое нарушение правил безопасности не может не волновать. И это не оценка, Фрида.
10 ИЮНЯ
Сегодня, уходя на дневную прогулку, Лев велел убрать в кабинете и перенести стол обратно в дом. Ожидаются дожди.
Очевидно, комиссар не предполагал, что уборка окажется такой добросовестной. Ван обнаружил шкатулку с письмами, которые немало его встревожили. Сеньора Фрида наверняка знает, что это за письма. «Современным рабочим нужны не только фрески вашего мужа, но и то, что даете миру вы: красота, истина, страсть. Настоящее искусство и революция слились в сердце и на губах». Некоторые письма, еще более откровенные, спрятаны в книгах, которые Лев брал у сеньоры Фриды. Очевидно, потом собирался отдать. Письма остались на месте.
Вечером Ван, точно заключенный, мерил шагами крохотный чулан. Когда волнуется, он сосет лакричные леденцы, сперва выложив рядком вечернюю порцию, как мать делала с сигаретами.
— Может, кому-нибудь расскажем?
— С какой стати?
Ван беспокоится за безопасность своего начальника. И ему неловко перед Натальей, которой он очень предан: ведь он прожил с супругами столько лет. Он хочет, чтобы все разъяснилось. Но едва ли объяснение его устроит.
— Боже мой, — повторяет он, то шагая по комнате, то падая на кровать; его широкие плечи и белая майка с вырезом светятся в темной спаленке с закрытыми наглухо окнами. — Я думал, она смотрит на него как на отца. Она ведь даже зовет его El Viejo![145]
— Этот «старик» всего на пять лет старше Диего. Наверно, она так пытается скрыть свои чувства.
Замурованные в крохотном чулане: двое мужчин, окутанные жарой, точно одеялом, и каждого раздирает своя страсть и отчаяние. А источник печали у всех один, даже если обстоятельства разные: муки любви, страдания, причиняемые вожделением.
Он ни о чем не догадывается. Вот-вот разденется догола, как каждый вечер. Обнажается невинно и постепенно; так разносят блюда на званом обеде. Его длинный плоский живот — словно тортилья из белой муки, а прекрасные ноги, вытянутые во всю длину на крошечной кровати, превосходят самые буйные фантазии.
— Почему они так глупо себя ведут?
— Иногда любовь как болезнь. Они не хотели. Просто так получилось.
11 ИЮНЯ
Четыре картины сеньоры Фриды будут выставлены в Государственном университете. Наверно, она рада, хотя и словом не обмолвилась — ни об этом, ни о других личных делах с последнего просмотра этого дневника. Почти каждый день приезжает повидаться со Львом, но слуг избегает. Особенно Вана.
Признания ее повара, которых она несколько раз пыталась добиться, остались без внимания — или, по крайней мере, без комментариев.
12 ИЮНЯ
Незабываемая прогулка: странная, ни на что не похожая и в конце обернувшаяся горьким унижением. Признания из этого дневника были использованы против его автора. И это не оценка, а факт.
Домашнее хозяйство функционирует, как и все в мире. По словам Льва, русские терпят тиранию Сталина лишь потому, что не знали ничего другого, веками прозябая под гнетом царизма. Так и тут. Видимо, жестокость хозяйки вызвана ее прошлым. Муж был к ней несправедлив — или жизнь в целом.
Как заметил Лев на процессе, наша главная задача — двигаться вперед так, чтобы остальные при этом не скатывались назад.
Итак, официально разрешенное описание событий: сеньора Фрида предложила отправиться на прогулку, чтобы оказать всем услугу — «сбежать от невыносимой жары». Но, разумеется, Наталье по-прежнему нездоровится, а Диего так занят, что ему даже и заикаться об этом не стоит. Поэтому на прогулку отправились только сеньора, Лев и двое его секретарей — две пары, точно игральные карты в ее руке. Она с особенной тщательностью позаботилась о том, чтобы все осталось в тайне, и сама села за руль — мол, Сезар не умеет держать язык за зубами. И с этим не поспоришь.
Долго ехали до пыльной городской окраины, на пристань. Сочимилко — странная деревушка: поля, залитые водой. На самом деле это рукотворные острова, земли которых возделывались еще во времена ацтеков, когда город стоял на озере. Каналы и квадратные поля-острова — последнее свидетельство исторической подоплеки существования этого хаоса, называемого Мехико. По дороге Фрида с воодушевлением рассказывала об этом, время от времени отпускала руль и принималась оживленно жестикулировать, объясняя, как древние, до тех пор питавшиеся одними лягушками, создали острова, чтобы выращивать овощи. Как укладывали внутри изгородей из тростника слои кувшинок и плодоносного ила, чтобы остров поднялся над водой и крестьяне могли сажать растения.
Теперь же здесь буйство красок и прохладной воды. Поля тыквы и кукурузы, взрыв цветов и идеально ровная сеть каналов между островками. Брумгансии склонили к воде розовые колокольчики; в камышах стоят на одной ноге белые цапли. По краям каждого поля высятся огромные старые тополя, затеняя протоки. Сразу ясно, как все это построили: сперва высадили прямоугольником под водой саженцы тополей, чтобы укрепить плетеные тростниковые изгороди и шесты, задавшие периметр острова. Теперь тополя, посаженные давным-давно, превратились в исполинские деревья с густой кроной, между которыми раскинулись заросли софор. На некоторых островах стоят крестьянские хижины, крытые тростником, а дети бегают и плавают от дома к дому, голые, как рыбки. Женщины забрасывают удочки или продают проплывающим мимо на лодках кувшины с пульке. Каждый боковой канал открывает глазу потрясающее зрелище — длинная лента зеленой блестящей воды, над которой сплелись деревья, образовав туннель.
Пассажирские лодки, построенные для каналов, — широкие плоскодонные trajineras. Яркие, похожие на уток; каждая лодка окрашена в красный, синий и желтый цвет. Поперек носа — арка, на которой цветами выложено женское имя. Каждый, кто берет лодку, заказывает свое. Фрида и Лев поспорили: ей хотелось, чтобы лодку назвали Revolución. Не самый лучший выбор (заметил Ван) с точки зрения безопасности нашего гостя. Лев настоял на своем, и лодочник написал на арке «Кармен», первое имя сеньоры Фриды. Они со «стариком» удобно устроились на лавке на одном борту, а Ван и Г. Ш. — на другом, две пары лицом к лицу за дощатым столом. На всех лодках посередине, от носа до кормы, устроен длинный узкий столик для пикников. Наш был выкрашен ярко-желтой краской, которая, похоже, пришлась Фриде под настроение. Она должна знать, как называется этот цвет. Каналы были загромождены раскрашенными с такой же буйной фантазией лодками, в которых сидели парочки и семьи, сбежавшие от городского зноя. Лодками управляли гребцы с шестами. Крестьяне, везущие на каноэ овощи на городской рынок, с трудом пробирались между катающимися.
