Книга Американский поцелуй - Дэвид Шиклер

После Кларисс была только Элеонор, которая занимала два месяца в жизни Джеймса, наполнив ее пурпурными пелеринами и ромовыми напитками. Ни Кларисс, ни Элеонор не зажгли в сердце Джеймса ни радости, ни надежды, ни страха. Он никогда не боролся с ними или за них, никогда не танцевал с ними, никогда не проводил с ними вечера, не целовал кончики их ресниц и не говорил намеками.

Поэтому, когда появилась Ралли Мак-Вильямс, Джеймс был не готов к любви.

Они опять встретились двумя днями позже. Шел третий день Дебоша, и компанию Патрика ожидали в «Дюранигане» в девять часов. Джеймс отказался бы, но ему не хотелось упускать шанс увидеть Ралли одетой, поэтому после работы он направился на вечеринку. Некоторое время он побродил по Рокфеллер-центру, наблюдая за туристами и фигурным катанием. На углу Пятой авеню и Пятьдесят первой улицы он наткнулся на Благопристойного Джона, игравшего на гитаре для нескольких человек, окруживших его. Бродяга глубоким, проникновенным голосом пел, смотря прямо на Джеймса: «Все встало на свои места, и ждет меня любовь».

Джеймс прибыл в «Дюранигане» на четверть часа раньше. Ресторан преобразился на время праздника. Холл первого этажа был украшен живыми розами, белыми и красными, в центре стояла наряженная елка. Два ангела по двадцать футов каждый, высеченные изо льда, стояли в мраморном бассейне, окруженные стеклянными конусами. Винтовая лестница, ведущая на второй этаж, была покрыта красным ковром. Патрик арендовал для своих гостей весь второй этаж. В начале лестницы была закрытая дубовая дверь, перед ней стояла высокая худая загорелая женщина, обязанностью которой было собирать черные с серебром карточки Патрика. В женщине ощущалось высокомерие жителей Средиземноморья, а ее костюм в точности совпадал с цветом карточек.

— Да, — произнесла она, когда Джеймс протянул ей свой билет, и, даже не улыбнувшись, открыла дверь.

Когда Джеймс вошел внутрь, у него закружилась голова. Перед ним открылась самая великолепная картина, которую он когда-либо видел. Пол был покрыт тем же красным ковром, что и лестница. В дальнем углу Джеймс заметил огромный очаг с настоящим огнем. В очаге поджаривалась на вертеле огромная туша, Джеймс не мог с точностью определить, что это было за животное, но подозревал, что гигантская свинья. Мужчина в одежде повара медленна поворачивал вертел, одна рука у него была в черной перчатке. Повар имел такой вид, будто шептал свинье угрозы, чтобы она не подгорела или не высохла. Латунное колесо вертела, выступающее из камней в очаге, было диаметром четыре фута и походило на заводной механизм каких-нибудь адских часов.

В другом углу расположился Тони Ди Пречетто, играющий на виолончели. На Тони был черный смокинг и неизменный белый шарф. Две винные карты, тщательно составленные сомелье, стояли по разные стороны комнаты, в каждой бутылке было уникальное вино многолетней выдержки. Пять столов на двадцать персон каждый, по десять с каждой стороны, были накрыты к ужину. Все на столах было либо серебряным или хрустальным, либо съедобным, кроме зажженных свечей ванильного цвета, и даже они потрясенному воображению Джеймса представлялись горящими палочками из тянучки и марципана.

Наконец, здесь были гости. Мужчины, кроме Чекерса и самого Джеймса, были в смокингах. Джеймс не мог припомнить, чтобы Патрик упоминал что-либо о необходимости быть в галстуке, и в приглашении об этом ничего не говорилось, но десятки мужчин, следуя общему городскому инстинкту, выбрали строгий костюм. Уолтер Глорибрук, уже без хорька, очень органично смотрелся у барной стойки. Он пил водку с Генри Шейкером, который выщипал брови. Марси Коннер одна сидела в баре, у нее был все такой же пытливый взгляд, она держала за горлышко бутылку шампанского и упивалась своим одиночеством. Иранцев не было, зато были близняшки из города Джуно, эскимосские девочки Кеттл и Файф, дочери авангардного музыканта. Они стояли рядом с виолончелью и слушали.

— Эй!

Джеймс обернулся. Это были Николь Боннер со своим спутником и Лиза Мак-Маннус.

— Это Дуглас Керчек, — представила Николь.

Джеймс пожал ему руку. На Дугласе был простой, помятый смокинг, он явно смущался девушки, которая была рядом с ним. Посмотрев на него, Джеймс почувствовал себя лучше.

— Разве здесь не прекрасно, — Лиза улыбнулась, обводя взглядом комнату.

— Это Ривенделл[7]— спокойно ответил Дуглас.

— Нет, — возразила Николь. — Это просто Патрик.

В баре Джеймс заказал виски с содовой. Он стал разглядывать толпу и пришел в уныние от женских нарядов и армии черных смокингов. Этой ночью гостьи Патрика дали волю своему воображению. Платья, почти все в черных и серебряных тонах, идеально подчеркивали плечи и облегали бедра. Ева Баумгартен была в мехах, Ханна Глорибрук завернулась в атлас, а Сара Вольф держала затянутую в белую перчатку руку у щеки, надеясь привлечь внимание. Было еще множество женщин, злых, нервных и добрых, но все они были потрясающе одеты. Джеймсу пришло в голову, что одежда каждой женщины, после долгого размышления и серьезных затрат, прекрасно подходила как к фигуре, так и к темпераменту каждой. Прекрасно одетые женщины и великолепная обстановка — это уже было чересчур: Джеймс забеспокоился.

Потом Джеймс увидел Ралли. Она стояла рядом с очагом, болтая с поваром. На ней было доходившее до колен платье цвета красного вина. У нее были чудесные сережки — простенькие серебряные капельки, но ее короткие волосы в отблесках огня еще больше напомнили Джеймсу стрижку курсанта или наемника. На секунду он представил, что она на военной службе, вокруг нее обстановка строгой секретности, день занят физическими тренировками, и сегодня вечером у нее случайный, редкий выходной. Виолончелист взял низкую ноту, и Джеймс посмотрел на Ралли, он помнил изгибы ее тела, свою маленькую тайну. Не в первый раз ему в голову пришла мысль, что опалы в его кармане нежно оттеняли бы ее кожу. Джеймс допил свое виски и, краснея, направился к очагу.

— Хмм, — произнес Джеймс. — Привет!

Ралли отвернулась от повара. Она протянула руку Джеймсу.

— Кого я вижу! Джеймс Бранч!

Онемевший Джеймс кивнул. Ралли, улыбаясь, смотрела на него, пока он судорожно придумывал тему для разговора. Наконец он указал на очаг.

— Что это за зверь? — выпалил он.

Повар нахмурился.

— Это вепрь.

— Хорошо, — пробормотал Джеймс, — да. Я так и думал.

— Это вепрь, — подчеркнул повар, — и вы тоже, если спросили.

— О, очень здорово. — Джеймс приподнялся на цыпочках, желая провалиться сквозь землю. — Ха-ха.

Ралли хихикнула, сморщив носик.

«Убей меня», — взмолился про себя Джеймс. Но Ралли взяла его под локоть и повела прочь.

— Никакого смокинга, Джеймс Бранч?

Джеймс был все еще красным от смущения.

— Кажется, нет.