Присцилла, Патти и Конни, уже умытые, переодетые и отчитанные за опоздание, бродили, взявшись под руки, в летних сумерках, и беседовали – чуточку озабоченно – о будущем, которое так давно манило их и которое было теперь так пугающе близко.
– Знаете, – сказала Патти с чем-то вроде растерянного вздоха, – через неделю мы будем взрослыми!
Они остановились и молча оглянулись на веселую толпу, скачущую на лужайке, на большой задумчивый дом, который на протяжении четырех бурных, веселых, беззаботных лет любезно давал им приют. Быть взрослыми казалось ужасно скучно. Они горячо желали протянуть руки и ухватиться за детство, которое так бездумно растратили.
– Ох, это кошмар! – выдохнула Конни с неожиданной свирепостью. – Я хочу остаться молодой!
В таком необщительном настроении они отказались от предложения поиграть в «зайца и собак» и, обойдя певиц, сидевших на ступенях гимнастического зала, прошли по крытой аллее из вьющихся растений и выбрались на дорожку, усеянную опавшими лепестками цветущих яблонь. В конце дорожки они неожиданно наткнулись на уединившуюся пару гуляющих и остановились, ахнув с недоверчивым удивлением.
– Это Джелли! – прошептала Конни.
– И мистер Гилрой, – отозвалась Патти.
– Убежим? – спросила Конни в испуге.
– Нет, – сказала Патти, – сделаем вид, что его не заметили.
Втроем они приблизились со скромно потупленными глазами, но мисс Джеллингз, проходя мимо, весело их приветствовала. Был в ее голосе и манерах какой-то неуловимый трепет счастья – «что-то электрическое», как сказала потом Патти.
– Привет, скверные маленькие цыганки!
Это было исключительно неуместное приветствие, но она улыбалась и не подозревала о своем промахе.
– Цыганки?
Мистер Гилрой повторил это слово, и его оцепеневший ум вдруг заработал. Остановившись, он окинул всех троих внимательным взглядом. Они были одеты в элегантные муслиновые платья – такие милые молодые девушки… милее не встретишь. Но даже в начинающих сгущаться сумерках было заметно, что Патти и Конни слишком смуглы: чтобы отмыть кофейные пятна, нужен кипяток.
– О!
Он глубоко вздохнул, осознавая истину, в то время как на его лице сменяли друг друга самые разные чувства. Конни смущенно уставилась в землю, но Патти вскинула голову и взглянула прямо на него. Мгновение они смотрели друг на друга. Взглядом каждый просил другого не выдавать тайну… и каждый безмолвно обещал.
Ветер донес до них голоса девочек, исполнявших хором «Цыганскую дорогу», и, когда они зашагали дальше, мисс Джеллингз тихонько подпела далеким певицам:
– Полмира меж нами, голубка,
Но пусть тебя не томит тревога:
Цыганскую душу к цыганской душе
Всегда приведет дорога…
Слова замерли где-то среди теней.
Конни, Патти и Присцилла стояли рука об руку и смотрели вслед счастливой паре.
– Школа потеряла Джелли! – сказала Патти. – И боюсь, Конни, это наша вина.
– Я рада за нее! – с чувством сказала Конни. – Она слишком милая, чтобы провести всю жизнь, требуя от Айрин Маккаллох стоять прямо и втягивать живот.
– Во всяком случае, – добавила Патти, – у него нет никакого права сердиться, так как – если бы не мы – он никогда не решился бы на новую попытку…
Они продолжили путь через луг, пока не добрались до изгороди соседнего пастбища, где постояли, запрокинув головы и разглядывая темнеющее небо. Настроение мисс Джеллингз передалось им; приключения этого дня странно взволновали их. Они испытывали трепет перед неизведанным будущим с ожидающей их где-то совсем рядом Любовью.
– Знаете, – после долгой паузы прервала молчание Конни, – я думаю, что, возможно, все это будет интересно.
– Что именно? – уточнила Присцилла.
Конни широким жестом обвела вечерний мир.
– Все!
Присцилла понимающе кивнула и неожиданно добавила с вызовом:
– Я передумала. Пожалуй, я не пойду в колледж.
– Не пойдешь в колледж! – с недоумением в голосе отозвалась Патти. – Почему?
– Я думаю… что лучше выйду замуж.
– О! – Патти негромко рассмеялась. – Я намерена сделать и то и другое!
