— Отстаньте.
Продолжать беседу в подобном тоне становилось бессмысленно, и, решив про себя сегодня же собрать все сведения о семействе Ревенко, Клюквин стал прощаться.
— Ну, что ж, Любовь Николаевна, я вижу, вам уже лучше. Давайте сделаем паузу. Вы пока подумайте хорошенько, а я зайду к вам завтра и тогда…
— Нет! — испуганно вскрикнула Любка. Еще не хватало, чтобы он приперся завтра, этого она допустить не могла.
— Как? Вы разве не хотите повидаться? Почему? — искренне расстроился Александр Владимирович, скрыв под очками лукавую усмешку.
— Я завтра не могу. У меня дела.
— Ах, вот как… И все-таки я настоятельно рекомендую вам завтра никуда не отлучаться. Вы еще слабы. А я непременно вас проведаю. Итак, до завтра?
Любка поняла, что попалась. Этот настырный дядька ни за что не оставит ее в покое, пока она не даст ему какую-нибудь зацепку. Она потянула его за рукав пиджака и усадила обратно на диван.
— Извините меня. Я все расскажу. Спрашивайте.
— Вы не ответили, где ваш муж.
— Что-что? — Любаня уставилась на Клюквина, часто заморгала, в носу у нее защекотало, и она безудержно расхохоталась. — Я разве не сказала?! — продолжала она закатываться, утирая рукавом халата выступившие слезы. — Александр Владимирович, голубчик! Я не сказала?! — Любаня перешла на тоненькое повизгивание.
Она зашлась в хохоте и кашле, и Клюквин не на шутку перепугался. Он резко поднялся из-за стола:
— Так. Я вызываю «Скорую». — Он взялся за телефон.
— Ой, да бросьте вы… Не надо. Я сейчас… — Люба допила воду из стакана и просветленно взглянула на следователя. — Муж… меня… бросил, — как-то радостно сообщила она. — И я ничего о нем не знаю.
— Когда? — спросил Клюквин.
— Да уж лет десять как, — продолжала улыбаться Люба.
— Подождите… Я не понял…
— А чего тут понимать? Жили как чужие. У нас, как теперь принято выражаться, виртуальная семья.
— Нет, Любовь Николаевна, давайте поконкретней. Когда в последний раз вы видели своего мужа?
— Утром шестнадцатого июля.
— Какого года?
— Вы что, идиот? — она покрутила пальцем у виска. — Этого года, этого, две тысячи первого.
— Вы, наверное, правы. Я что-то пока не пойму. А зачем он с вами встречался? Он как-то объяснил?
— Конечно. Проснулся и жрать потребовал.
— Хотите сказать, он у вас ночевал?
— Александр Владимирович, вы меня, ради бога, простите. Про десять лет я образно выразилась. Шестнадцатого июля он от меня ушел.
— Любовь Николаевна, вы меня с ума сведете. Я ведь с вами о двух убийствах разговариваю, а вы прямо как девчонка, честное слово. За дурака меня держите?
Ему вдруг стало жаль эту несчастную, в общем-то еще молодую и красивую женщину. Каждый ее жест, взгляд, саркастическая интонация обнаруживали такое одиночество и безмерную усталость, что у него защемило сердце. Он непроизвольно взял ее за руку. На Любаню накатила теплая волна, от такого простого человеческого участия ей захотелось зареветь в голос, но она только тихо сказала:
— Простите меня. Это я ершусь. Мне очень тяжело… Муж ушел, девчонок убили… Про Николаеву это я сгоряча… Со злости. Ведь я думала, он к ней ушел.
— А теперь? — Клюквин не выпускал ее ладонь.
— Да не знаю я… Честно. Он ничего не сказал, просто исчез, и все. Позвонил вечером с работы, сказал, что едет домой, и не вернулся.
— А почему вы подумали, что он от вас ушел?
— У него был с Ольгой роман. Уже полгода. Ну, я и подумала…
— Но вы как-то пытались это прояснить? Найти его?
— Нет, — всхлипнула Ревенко. — Не стану я унижаться.
— Любовь Николаевна, но вы понимаете, что в свете последних событий ваш муж становится главным подозреваемым?
— Почему? — наивно спросила Люба.
— Рассудите сами. Николаева, по вашим словам, его любовница, убита. А он исчез. Ну, подумайте!
— Ах, да не знаю я ничего… — Любане мучительно захотелось все ему рассказать, свалить с себя этот груз, но она вовремя вспомнила о сыне и удержалась.
— Александр Владимирович, подождите… Вы думаете, что Лизу и Ольгу убил он?..
— Пока трудно сказать. У него с Чикиной были какие-то отношения?
— Ну, переспал пару раз…
— Пару раз?.. Пару раз?! И вы так спокойно об этом говорите? — Клюквин вскочил со стула и стал мерить шагами кухню, засунув руки в карманы брюк. — Да вы понимаете, что это значит?
Любаня с сожалением опустила ставшую вдруг холодной ладонь в карман.
— С кем еще из актрис у вашего мужа были интимные отношения? Отвечайте!
— Что вы на меня орете?! — возмутилась Ревенко. — Да, Кирилл бабник, но он не убийца. Кишка тонка. Переспать — пожалуйста, но убить… Вы что же думаете, если он переспал с половиной девок в агентстве, то к утру наши ряды поредеют и он всех их выкосит? Да, он трус, подлец, подонок. Но не маньяк! Это не он! У каждой из этих проституток куча любовников, вот там и шерстите.
Клюквин резко затормозил, опрокинув табуретку, решил что-то ответить, но передумал и направился к входной двери.
Любаня поняла, что он обиделся, и ей стало стыдно.
— Александр Владимирович! Подождите, — окликнула она его.
— Слушаю вас, Любовь Николаевна, — сухо ответил следователь.
— Погодите. Не сердитесь. — Ревенко подошла к нему почти вплотную. — Пожалуйста, найдите его. Я вам хорошо заплачу. Только найдите.
— Кого? Мужа или сына? — Клюквин прямо посмотрел ей в глаза.
«Сына! Сына! Сына!» — готов был вырваться из груди крик, но Любаня неимоверным усилием воли взяла себя в руки и тихо сказала, опустив взгляд:
— Мужа.
— За то, чтобы я нашел вашего мужа, мне зарплату платят. — Клюквин открыл дверь. — Если что-то узнаю, я вам сообщу. А что касается сына вашего, прошу вас, Любовь Николаевна, не уподобляйтесь беспечным собачникам. Подумайте хорошенько об этом. Всего доброго.
— Подождите, — Любаня схватила его за руку, втащила в квартиру и захлопнула дверь.
Она молчала, подбирая слова.
— Да говорите же, черт вас возьми! Что еще вы «забыли» мне сообщить?
— Тапочки… — вдруг улыбнулась Любаня.
— Что? — не понял Клюквин.
— Вы забыли надеть ботинки, чуть в тапочках не ушли.
Клюквин посмотрел вниз, увидел плюшевые помпоны и покраснел.
— Простите.
Пока он переобувался, Любаня все-таки решилась дать ему одну «ниточку»:
