— А ты на работу сегодня ходила? — снова поинтересовался он, нахмурив брови.
— Не ходила, — честно призналась она, — я же тебе уже говорила, что неважно себя чувствую…
— Только не нужно меня снова обманывать, что у тебя критические дни.
— Критические, — упрямо повторила Настя, — только не в том смысле, в котором ты подумал.
И рассмеялась, стараясь таким образом предотвратить возникновение дальнейших вопросов. Олег рассмеялся вместе с ней и разлил по бокалам остатки шампанского.
Два следующих дня прошли как в кошмарном сне. Настя все время пыталась сделать вид, что ничего не происходит. Пока Олег был дома, она крепилась, но стоило ему выйти за порог, как она тут же бежала к телефону и выдергивала шнур из розетки. За те двое суток она всего лишь два раза пользовалась телефоном — чтобы позвонить Наташке.
— Послушай, ты помнишь… — начала она разговор, не поздоровавшись, и Наташа сразу же ее оборвала:
— Ни здрасьте, ни до свидания. Во-первых, где тебя носит?
— Я за этим и звоню, чтобы предупредить…
— Трубку не берешь. Или телефон отключила, или ты вообще дома не живешь? Я к тебе вчера заходила, полчаса с закрытой дверью общалась. Эх, и мелодичный у тебя звонок!
«Так это ты была!» — едва не закричала Настя в трубку.
— А ты во сколько приходила?
— Что-то около часу дня, не помню точно. Настя, ты куда делась?
Настя наконец облегченно вздохнула.
— Да никуда я не делась, просто дел много. — Она решила соврать. — Мы с Олегом ремонт небольшой затеяли, вот я и хожу целыми днями по магазинам, обои подбираю.
— Счастливая! — с нотками зависти в голосе проговорила Наташа. — А мы с Костей поругались. Он опять от меня ушел…
— Ничего, помиритесь. В первый раз, что ли! — обнадежила Настя.
— Ну да, такое уже случалось, — без энтузиазма в голосе подтвердила Наташа.
— Послушай, я ведь не просто так звоню. Наташ, меня сегодня не будет, ты уж оттруби за меня вторую смену, а я потом как-нибудь тебя заменю, ладно?
— Ладно, — вздохнула Наташа, — все равно никакой личной жизни, так уж хоть обществу буду полезной…
— Вот и замечательно, — обрадовалась Настя.
— А ты когда появишься-то?
— Не знаю, — с сомнением в голосе произнесла Настя, — этот ремонт… Послушай, Наташа, а ты помнишь того подозрительного типа, который за мной следил?
— Да не следил он за тобой, полоумная! Фильмов дурацких насмотрелась, — пробубнила Наташка в трубку.
— Ну так помнишь или нет? — не унималась Настя.
— Ну помню, и что?
— Ты его больше не видела? Возле детского сада, он больше там не показывался?
— Как же, нужна ты ему, королева красоты, — засмеялась Наташка. — Да ты что, кем ты вообще себя вообразила, Настя?
— Не появлялся, я тебя спрашиваю? — строго спросила Настя.
— Не появлялся. А ты обратись, пожалуйста, к психиатру. Мания преследования — болезнь серьезная, но, говорят, излечимая.
Обиженная Наташка повесила трубку, а Настя на этот раз не выдернула шнур из розетки. Молча опустив трубку, она уставилась невидящими глазами в противоположную стену и принялась анализировать ситуацию.
Итак, несмотря на то что срок уже прошел, Власов не собирался разыскивать Настю. Одним только телефонным звонком он бы не ограничился — позвонив несколько раз по телефону, он обязательно должен был начать ее разыскивать другими путями. По крайней мере попытаться застать ее на работе, или заявиться к ней домой, или совершить еще что-нибудь в этом роде. Но он ее не искал.
Только почувствовав, как теплая струйка стекает вниз по подбородку, Настя поняла, что до крови закусила губу. Приложив к губам носовой платок, она снова уселась на диван и попыталась решить, что же делать дальше.
Власов не пытался ее найти, несмотря на то что срок, который он ей поставил, истек уже три дня назад. Это очевидно. Как очевидно и то, что он может попытаться найти ее на четвертый, пятый или шестой день…
Но может быть, он все-таки о ней забыл? Может, решил пожалеть, понял, что и без того слишком много несчастий выпало на Настину долю? Решил пожалеть?..
Но слово «пожалеть» в Настином сознании что-то никак не увязывалось с образом Власова. От этого человека можно было ожидать всего, что угодно, только не жалости, сочувствия или сострадания. Так в чем же дело?
К концу дня она окончательно сбилась с толку. Тысячу раз прокрутив в голове все возможные варианты, она решила наконец, что Власов и правда о ней забыл. Но это не значило, что в скором времени он о ней не вспомнит. А потому нужно забирать Никиту из санатория и ехать в Поповку. Там, в деревне, Власов не сумеет найти их. Только вот что она скажет Олегу?
«Надо было раньше сказать, — раздумывала Настя, — было бы проще. А теперь получается, что я его обманывала. И вообще, нужно было сматывать удочки уже давно… Только вот Никитку из санатория было забирать жалко — лечащие врачи говорили, что мальчик чувствует себя прекрасно, налицо явное улучшение сердечных ритмов…»
Вечером они с Олегом рассматривали альбом с фотографиями. Краешком глаза Настя следила за выражением его лица, когда на снимке появлялось изображение счастливого Настиного лица и ее улыбка, обращенная к Игорю. Но Олег был непроницаем — казалось, все то, что осталось в Настином прошлом, его абсолютно не беспокоило. С гораздо большим интересом Олег рассматривал те фотографии, где был изображен маленький Никита.
Настя облегченно вздохнула:
— А это мы в Поповке, у бабушки Вари. Если бы ты знал, какая у них с Никитой любовь! Когда есть баба Варя — ему больше никто не нужен, да и она сама, знаешь, как будто молодеет в его присутствии. А вот здесь, смотри…
Настя улыбнулась, разглядывая снимок, на котором был изображен Никита, сидящий верхом на невысокой лошади.
— Если бы ты знал, Олег, чего мне стоило заставить его забраться на эту лошадку! Он так боялся, что она ускачет и унесет его от мамы и он больше никогда меня не увидит… Но зато потом он был такой гордый, так долго любовался на эту фотографию, всем ее показывал… Знаешь, он такой смешной…
Олег прижимал к себе Настю и слушал, изредка задавая вопросы.
— Такой симпатичный мальчишка, — улыбнувшись, сказал Олег.
— Очень, — согласилась Настя и вспомнила ту ночь, когда родился Никита.
Первое ее впечатление от собственного сына было ужасающим. Никитка оказался красным комком, с грушевидным фиолетовым лицом, заплывшими глазами-щелочками и расплющенным негритянским носом.
— Девушка… — простонала она, глотая слезы счастья, — они что, все рождаются такие… страшненькие?
