— Каро, сердце мое, скажи что-нибудь! Не бросай меня так! Я так несчастен и давно! Я все тебе сказал. Ты должна мне поверить. Ты должна мне помочь!
Но Каролина по-прежнему молчала. Она оттолкнула его, поднялась, вышла из комнаты. Он шел за ней до прихожей, где она сняла с вешалки свою старую кожаную куртку, натянула ее поверх свитера и направилась, все так же не говоря ни слова, к входной двери. Сильвэн бросился к ней и обнял, схватил, не давая уйти. Он заметил, что она дрожит, сопротивляясь ему, и в конце концов она вырвалась. И только тогда сказала:
— Никогда больше не прикасайся ко мне, слышишь? Никогда!
Она хлопнула за собой дверью. Он услышал, как через несколько секунд хлопнула и маленькая железная калитка сада. Тогда он побежал за ней, чтобы перехватить на улице, умолять вернуться, привести в дом, но она, должно быть, убежала, так как ее уже не было на улице Бак.
Больше часа он бродил по соседним улицам, ища ее, но ее нигде не было — ни на улице, ни в сквере Шатобриана, ни в парке Бон-Марше, где она могла бы сидеть на лавочке. У Сильвэна не оставалось сил. Париж такой большой. Куда ходят женщины ночью, когда они захлопнули дверь за бедой, когда они сбежали, ушли без сумочки и денег, когда кафе закрыты? К чему бродить, как он, раз он даже не знает, в какую сторону она пошла? Он вернулся домой, и на него нахлынули ужасные мысли. А вдруг она сделала непоправимую глупость, бросилась в Сену или под поезд метро? Вдруг на нее напал маньяк или хулиган? Что бывает, когда женщина убегает среди ночи, убитая горем, потому что ее идиот муж, вместо того чтобы молчать, признается ей, мол, попался в ловушку шлюхи-девчонки и имел несчастье ее трахать? Чувство вины подбрасывало его воображению жуткие картины, сменявшиеся в его голове: Каролина плавает комочком между двумя мостами, Каролину задавило, Каролину задушили… Может, позвонить в полицию, чтобы ее нашли, защитили, вернули? Это уже значит устроить трагедию. Он попытался позвонить Этьену, но брат вышел и включил автоответчик. Затем он подумал, что напрасно себя мучает. Каро ушла вдруг, по случайной прихоти, от гнева. Она, наверное, бродит, чтобы успокоиться, и вернется, когда усталость одолеет ее душевную боль. Он услышит, как открывается дверь, и увидит ее. Дверь? Но она не взяла ключи и не сможет открыть защитный замок и не унизится до того, чтобы позвонить, он ее знает… Тогда он вышел, приоткрыл дверь в сад и закрепил ее камешком.
Шло время, и тревогу сменило бешенство. Она могла бы, по крайней мере, позвонить ему и успокоить! Он пошел к себе в кабинет, сел у телефона, чтобы ответить сразу же на первый звонок. А как позвонить, без магнитной карточки, без денег? Она не могла позвонить! Если только не пошла к кому-нибудь. Но к кому? Он не знал всех друзей Каролины, и было два часа ночи — слишком поздно или слишком рано, чтобы муж, разыскивающий свою жену, мог звонить людям, не выглядя при этом назойливым или, еще того хуже, смешным! Но где же она, черт возьми? У любовника, которого завела, а он не знал? Эта мысль на какое-то время его захватила. Любовник, у его жены? Впервые он думал о таком. В конце концов, не так уж невероятно. Каро привлекательна. Он вспоминал о взглядах, устремленных на нее, когда они ходили ужинать в «Рекамье»; у Каролины любовник? А он ничего не замечал? А почему бы и нет! Он же занимался любовью с Дианой целых два месяца, а Каролина не знала… Но тогда этот любовник живет неподалеку. Она очень быстро исчезла, без машины, и без денег, чтобы взять такси. Чтобы обмануть тревогу и не представлять ее мертвой, он согласился представить ее неверной, то есть живой, и принялся перебирать имена мужчин, способных быть любовниками Каролины и живших неподалеку. Пьер Лароз, с которым она работала, который ее обожал и жил на улице Бельшас? Или этот молодой рисовальщик, такой забавный, которого она однажды приглашала на Шозе, этот Франсуа, как бишь его? Этот жил на улице Ренн…
В изнеможении, Сильвэн в конце концов уснул рядом с телефоном. Поутру его разбудил шум, поднятый детьми, уходившими в школу. Он услышал голос Тома в саду:
— Надо же, дверь была открыта!
Сильвэн быстро поднялся к себе в комнату, чтобы Фафа не увидела его с синими небритыми щеками и в измятом костюме после ночи, проведенной в кресле. Он принял душ, побрился, оделся, около десяти позвонил секретарше предупредить, что заболел гриппом и не придет, и попросил ее отменить встречи, запланированные на этот день.
В одиннадцать часов Каролина вернулась. Вновь обретя румянец.
Она провела ночь не у любовника, а у Клары Бошен, к кому еще она могла заявиться в таком состоянии?
Знала ли она, куда идет, покидая улицу Бак? Она бежала, вот и все. Бежала мимо магазинчиков с погасшими огнями на улице Сэвр, чуть не попала на бульваре Распайль под машину с номером 78, проехавшую на красный свет; вопящий водитель, выглядывавший из-за черепашки-ниндзя, приклеенной к ветровому стеклу, обозвал ее коровой. Прижав локти, мелкими шажками, она пробежала по улице Вьё-Коломбье и в конце концов остановилась перед бассейном со львами на площади Сен-Сюплис. В боку кололо. И вот тогда она подумала о Кларе. Может быть, она даже шла к ней, не думая об этом, с самой улицы Бак.
Клара крепко спала, когда заверещал домофон, и не скоро подошла ответить. Задыхающийся голос Каролины разбудил ее совершенно. И когда та вошла в мастерскую, Клара по ее лицу сразу же поняла: случилось что-то серьезное.
Не говоря ни слова, Каролина легла на кровать Клары, сжалась в комочек, подтянув колени к подбородку, скрестив руки на груди, обняв себя за плечи поверх куртки. Она дрожала, как в лихорадке. У нее было такое бледное, такое искаженное лицо, с такими синяками под глазами, что Клара перепугалась, стала ее трясти.
— Каро, ты больна?
Она покачала головой и вдруг медленно поднялась, села по-турецки на меховом покрывале и, опустив голову, наконец заговорила.
— Хуже, Клара… я, наверное, умру… Сильвэн мне сказал… я теперь все знаю… маленькая Диана… и я… я его больше не люблю… совсем не люблю!., и я… умру… мне плохо, плохо, плохо, плохо, я у… умираю, понимаешь?
— Нет, — сказала Клара. — Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь. Что произошло с Сильвэном?
Молчание. Каролина принялась смотреть на не вопросительно, словно это Клара, а не она сама должна дать ответ на поставленный вопрос.
Тогда Клара мягко заговорила с ней, как говорят с чокнутым, сидящим, свесив ноги, на крыше двадцатиэтажного дома, чтобы убедить его не прыгать.
— Ты не умрешь, Каро. Ты расстроилась, вот и все. Ты устала, вымоталась. Ты будешь спать здесь, рядом со мной. Сейчас ты разденешься, скользнешь под одеяло, потому что уже очень поздно, и тебе надо отдохнуть. Завтра все станет лучше, Каро. Ты мне расскажешь, что тебя расстроило. Завтра. Ты не одна. Я люблю тебя, Каро. Я здесь. Я тебя не брошу.
Теплый, нежный голос Клары оказал свое действие. Она увидела, как глаза Каролины заблестели, затуманились, уронили слезу, потом две, десять, потом целый поток слез залил ее щеки, стекая вдоль носа, вокруг рта, раскрытого, как у ребенка; грозовой дождь, который долгое время сдерживали и который теперь льет ручьем. Клара успокоилась: она плачет!
