Отыскав в пустующей спальне две настольные лампы, поставила одну на шкаф, а вторую возле плиты, так что я могла готовить дальше, не включая верхний свет.
— Позвольте мне хоть чем-то вам помочь, Диана! Ну, пожалуйста! — попросила Элли. — Ох как красиво! Все так сверкает, в точности как на Рождество! Жаль только, что хлопушек нет!
— Господи помилуй! — ахнула, заглянув на кухню, Мин. — В точности как в Красавице и Чудовище — там был такой же стол! Надеюсь, тебе тоже помогала его накрыть какая-нибудь добрая волшебница? Ах, вот бы мне такое же платье, как у Белль, с пышными юбками, и еще маленькую корону на голову! А Роберт был бы Чудовищем. Или нет — пусть Чудовищем будет Вивьен. Ей это больше подойдет.
— Больше подойдет что? — осведомилась вошедшая Вивьен. Стоя у порога, она стряхивала мокрый снег прямо на безупречно чистый пол.
— Мин хотела сказать, что сидеть во главе стола лучше всего подойдет именно вам, — поспешно вмешалась я. Тем более тогда вы окажетесь ближе всего к плите.
— Вижу, вы вытащили все это старье, — хмыкнула Вивьен, разглядывая серебряные вилки. — А они неплохо смотрятся. Конечно, все самое лучшее я забрала в Довер-хаус, но эти тоже ничего. Ах да, погодите-ка минутку. Я тут вам кое-что принесла.
— Вот! — Она протянула мне что-то завернутое в газетную бумагу. — Это для вашего сада. Мне показалось, вы просто помешаны на цветах.
— Боже, Вивьен! Какая прелесть!
В газете было пять только что распустившихся крокусов — лиловато-голубых, с нежным, резким ароматом. Я поставила их в вазу вместе с ветками калины и зажгла свечи. Стол как будто вспыхнул разноцветными огнями.
— Самое красивое зрелище из всех, какие я только видела, — восхищенно пробормотала Вивьен, и я покраснела от удовольствия, почувствовав себя польщенной. Вивьен подошла поближе и заглянула мне через плечо посмотреть, чем я занимаюсь. — Какой аппетитный соус! Наверное, с мадерой, да? Умница! К вечеру Роберт будет полностью в вашей власти, вот увидите!
Переглянувшись, мы с Мин дружно захохотали.
— Я просто на верху блаженства, — пробормотала я, сунув в духовку картофель. — Знаете, меня так и подмывает бросить университетскую жизнь и попроситься в музей куратором. Только представьте себе, какое это счастье — огромные комнаты, тишина и все эти прекрасные вещи вокруг! И так весь день! Просто идиллия!
— Не понимаю, для чего вам вообще нужно заниматься каким-то делом? — фыркнула Вивьен, цапнув кусочек только что вынутого из духовки яблочного пирога. — Почему нельзя просто жить и получать от этого удовольствие? По-моему, это какое-то безумие — каждый день вылезать из постели затемно, тащиться куда-то, зная при этом, что не сможешь уйти, даже если тебе надоест там сидеть!
— Но, Вивьен, кому-то ведь нужно же зарабатывать деньги? Если бы все сидели дома, кто бы тогда делал все те прекрасные вещи, которые вы так любите? — возразила Мин, нацеливаясь на другой кусок сельдерея.
Отобрав у нее сельдерей, я выложила пирог на блюдо и отнесла его в буфетную. Уже на пороге я услышала резкий голос Вивьен.
— В жизни не слышала ничего глупее этого! По-моему, это верх альтруизма — упиваться счастьем только потому, что крутишься как белка в колесе.
— А как насчет тех, что трудился до седьмого пота, чтобы у вас ни в чем не было недостатка?
— Что за шум? — решив, что пора вмешаться, поинтересовалась я.
— Это Хэм лает. — Мин высунулась за дверь. — Наверное, Джеральд приехал. Колокольчик возле двери опять не работает. А Роберт просил, чтобы его ни в коем случае не заставляли торчать перед дверью.
Мы впустили Джеральда через парадный вход и запорхали вокруг него, словно стая бабочек.
— Джеральд! Бог ты мой, прости, пожалуйста! — завопил Роберт, врываясь в студию в сопровождении Мин. — А я все ждал, ждал, когда ты приедешь… потом поднялся в библиотеку посмотреть одну вещь и, должно быть, так увлекся… Ты долго звонил?
— Ничего страшного, старина. — Джеральд с трудом удержался на подгибающихся ногах. — Эти милые дамы услышали и бросились мне на помощь.
Зубы у него до сих пор щелкали, словно кастаньеты, но лицо постепенно утратило мертвенно-бледный оттенок и из синевато-серого стало багровым. Должна признаться, что представляла себе Джеральда похожим на Питера — изящным, бледным и немного женственным. Но он оказался довольно-таки плотным, чтобы не сказать — тучным, и багроволицым. Темно-каштановые волосы были разделены прямым пробором точнехонько посредине головы, а под карими глазами красовались отечные мешки. Чем-то он смахивал на Оскара Уайльда. Я подвинула к нему поближе вазочку с орехами и изюмом — лучшее, что мог предложить мистер Билль, — и он тут же набил себе полный рот. Через некоторое время вошла Вивьен, и Джеральд вспомнил, что они встречались во время какого-то школьного спектакля.
— Да неужели? — пропела Вивьен.
Джеральд вежливо растянул губы, изображая улыбку, хотя было заметно, что он в полной растерянности. Вивьен бросила на него кокетливый взгляд.
— Как мило с вашей стороны почтить своим присутствием любительский спектакль! Естественно, изъянов всегда хватает, но я думаю, что драгоценный опыт, который получают мальчики, хотя бы частично искупает мучения аудитории.
— Конечно, — продолжал Джеральд немного в нос, видимо, увлекшись этой темой, — когда кто-то может позволить себе счастье посещать постановки в крупнейших театрах мира, усилия нас, грешных, кажутся такими ничтожными. Прошлым вечером я имел удовольствие слушать Похищение из сераля в Ковент-Гардене. Это было нечто потрясающее! Но вот обратная дорога превратилась в какой-то бесконечный кошмар!
— Роберт просто обожает Вагнера, — объявила Мин, воспользовавшись паузой.
— Моя дорогая Мин! Помилуйте! Похищение из сераля — шедевр Моцарта! Моцарта — а не Вагнера! — возопил Джеральд, приплясывая от возмущения. — Помилуйте, нельзя же так! Это… это все равно как спутать Шекспира с какой-то там Дафной Дюморье!
Я вдруг заметила, как брови Мин вздернулись кверху, глаза сузились, словно у разъяренной кошки, и догадалась, что она готова броситься в атаку. Судя по всему, Джеральд тоже почувствовал неладное, потому что с лучезарной улыбкой повернулся к Мин:
— Прошу меня извинить. Не слишком удачное сравнение.
Мин, криво улыбнувшись, демонстративно повернулась к Вильяму спросить, закончил ли он с уроками. Вильям молча кивнул и набросился на вазочку с орехами и изюмом. Он кидал в рот одну пригоршню за другой, пока Роберт коротко не велел ему прекратить. Атмосферу, воцарившуюся в комнате, трудно было назвать непринужденной. Я, правда, сделала слабую попытку хоть как-то разрядить ее, снова заговорив о театре, но тут неугомонная Вивьен объявила во всеуслышание, что из теноров обычно получаются великолепные любовники, и у меня язык прилип к горлу. Роберт, шумно вздохнув, приложил пальцы к вискам.
В комнате повисло гробовое молчание — в точности как после удара молнии. Я заметила, как Мин украдкой кусает губы, чтобы не рассмеяться. Словно по команде мы с Робертом одновременно заговорили каждый о своем. И смущенно замолчали.
