Я перехожу дорогу к открытой автобусной станции. Вот бы и дома у нас можно было ждать автобусы в прекрасной гостиной с видом на море, коротая время за мороженым. Я поднимаю взгляд вверх и рассматриваю зеленые горы, спирально поднимающиеся вверх, в небо. Вот это, должно быть, Монте Латтари, думаю я. Где-то там, на небольшом уступе, и расположилось Равелло. А в Равелло, вниз по боковой улочке, живет искусительница Роза, погубившая моего деда.
Я чувствую прилив отваги и оглядываюсь в поисках подходящего автобуса. Марио сказал — синий. Но ведь не этот же синий автобус, правда? На нем написано SITA, но… И тут на табло за лобовым стеклом загораются два оранжевых слова — Равелло и Скала. Это он. Черт побери! Я не ожидала, конечно, что поеду рядом с женщиной, которая будет держать на голове корзину лимонов, но и к этому щеголеватому салону с кондиционером (да еще с занавесками и с шикарными ковровыми сиденьями) я тоже не была готова. Автобус соглашается везти меня почти вертикально вверх в течение двадцати минут всего за шестьдесят пенсов!
Я захожу внутрь, чувствуя, что заключила самую удачную сделку в этом году. Но юная светловолосая девушка, которая сидит впереди меня, уверена, что семикилометровое путешествие будет стоить ей жизни. Она не может вынести даже вида пышной Драконовой долины, которая так и манит нырнуть с отвесной скалы в ее смертельные объятия, и начинает внимательно разглядывать нежные желтые цветы, примостившиеся на отвесной каменной стене с другой стороны дороги. После десяти минут равномерного подъема девушка почти успокаивается, но потом замечает, что водитель, отчаянно зевая, крутит руль только одной рукой, и снова впадает в истерику. Учитывая, что дорога вьется петлями и зигзагами, как шоколадный соус на подтаявшем мороженом, ее озабоченность вполне можно понять. Разумеется, ей не становится легче, когда, пролетая над особенно ужасающей пропастью, водитель отвечает на звонок своего мобильного телефона:
— Pronto![72]
Здесь бедная девушка окончательно теряет надежду, заворачивает голову в занавеску и сидит так уже до конца поездки.
Что касается меня, я не жалею о проделанном пути. Отсюда, с горы, открывается удивительный вид на виноградники, которые тянутся до самых пляжей Майори и пролива Салерно — именно для тиражирования таких видов и придумали открытки.
Ялюбуюсь, открыв рот и восхищаясь от всего сердца матерью-природой, но потом вспоминаю о своей миссии и достаю карту, которую нацарапал мне на барной салфетке Марио. В данный момент я стою на главной piazza[73]. справа от меня церковь — я сворачиваю налево, на Виадеи Руфоло. Вот как! На мгновение я задумываюсь, почему я борюсь с демонами, преследовавшими мою бабушку, когда у меня полно своих?
Не успеваю я сделать и пары шагов по направлению к Розе, как уже сворачиваю в посудную лавку. Может быть, я бессознательно откладываю момент встречи, а возможно, мне действительно очень хочется купить в подарок Клео эти две раскрашенные вручную бутылочки для масла и уксуса, но в любом случае я еще минут десять мучаюсь сомнениями по поводу блюда для пармизана. Потом я замечаю фотографию Рея Лиотта, на которой он приобнимает хозяина лавки. Это становится решающим аргументом, и я покупаю все три вещи, хотя немедленно жалею о том, что настолько утяжелила свою сумку. Когда я начинаю подниматься вверх по пологим, но утомительным ступеням, моя ошибка становится особенно очевидна. Я продвигаюсь довольно успешно (если не считать, что у меня ужасно болят колени и вспотела верхняя губа), но тут слышу впереди мужское кряхтение. Молодое кряхтение, кряхтение среднего возраста и тяжелую одышку старого курильщика.
Завернув за угол, я обнаруживаю и источник шума — пятеро мужчин, выбиваясь из сил, тащат по узкой улочке пианино. Некогда оно, несомненно, было величественным, но сейчас его повернули на бок, и у него такой вид, будто оно старательно пытается втянуть живот, чтобы его не били обо все углы. И все-таки оно движется еле-еле: локти грузчиков трутся о шершавые каменные стены, ноги проскальзывают по неровной мостовой. Я вжимаюсь в дверной проем, чтобы дать им дорогу, но они сворачивают под арку, не доходя до меня. Грузчики опускают пианино с громовым аккордом и хоровым «Cretino!»,[74]адресованным юноше, который слишком рано отпустил инструмент. Я ловлю его взгляд и спешу дальше, а мне вслед несется:
— Concerto — queats sera 9 р. m.![75]
Любопытно. Дома я бы и не подумала ходить на фортепианные концерты, но в этой обстановке идея кажется привлекательной — на маленькой улочке, высоко в горах, в окружении древних колоннад. Жаль, что последний паром на Капри уходит в шесть вечера.
Иду дальше. У меня болят ноги — дорога забирает все круче, но я решаю преодолеть болевой барьер, потому что уже вижу Виа Тринита. Еще несколько шагов, и у меня начинают дрожать даже бедра — адские муки! Когда я, наконец, научусь брать с собой в дорогу бутылку воды и запасную пару ног? У меня все плывет перед глазами, мне хочется передохнуть — но вот вблизи показывается ее шалфейного цвета дверь. Я делаю последний рывок.
Когда я поднимаю глаза, двери уже нет, а в дверном проеме стоит женщина.
21
Я замираю как вкопанная и с изумлением замечаю, что дышу хрипло и тяжело — не хуже того старого курильщика, что тащил пианино. В голове болезненно пульсирует кровь. Я больше и шагу не могу ступить. Единственный выход — кувырком скатиться с холма.
Женщина разглядывает мое лицо, на котором в данный момент явственно проступает замешательство.
— Дж… Джина?
Сюрприза не получится. Жаль. Кто мог знать, что она так быстро распознает семейное сходство? Я пытаюсь ей ответить, но горло мое издает звук, похожий на жалобный крик морского котика.
— Momento![76]— Через пару секунд она появляется снова со стаканом воды в руке.
Я жадно глотаю воду и пытаюсь отдышаться.
— Спасибо, — сипло благодарю я. Погодите. Все идет не по плану. Я должна была появиться здесь преисполненная чувства собственного превосходства, внушающая страх, вместо этого благодарю ее дрожащим голосом за стакан воды. Я пытаюсь ослабить железную хватку, которой вцепилась в косяк, но у меня перед глазами тут же разлетаются искры, и я едва не сползаю по стене на землю.
— По-моему, тебе надо присесть. Ким.
Ким. Ким? — откуда она знает мое имя? Люка сказал ей, что я приеду?
— Тебя ведь зовут Ким? — мягко спрашивает женщина, проведя меня в гостиную. — Дочь Джины?
— Внучка Кармелы. — многозначительно говорю я и падаю без сил в мягкое темно-коричневое кресло.
