— Нет у меня никаких бумаг! Нету! Зачем они мне? Если лошадь неизвестно где, какой толк в бумагах?
— Ты оказываешь своему папаше плохую услугу. У меня его записка, и я могу в любой момент потребовать, чтобы на него объявили розыск, как на конокрада. Интересно, что за это бывает по калифорнийским законам? Надеюсь, петля.
— Не делайте этого! — прошептал Жорж, смертельно побледнев. — Не де… лай…
Глаза его закатились, и он обмяк. Пирс едва успел подхватить его прежде, чем он мешком свалился на палубу. Пораженный до глубины души, он несколько мгновений пребывал в полной неподвижности, не зная, что делать дальше. Ему пришло в голову, что недавняя рвота была признаком не морской болезни, а более серьезного заболевания, подхваченного в Гонолулу.
Но прежде всего нужно было отнести Жоржа в каюту и уложить. Пирс так и поступил, но был остановлен на полпути разгневанной миссис Гейбл.
— Это ужасно! — воскликнула достойная леди, заступая ему дорогу. — Думаете, я не знаю, что в первую ночь вы явились на корабль вдребезги пьяным? Скажу больше, собутыльники принесли вас в бесчувственном состоянии! На другой день вы были не в состоянии подняться ни к завтраку, ни к обеду, оставив этого юношу на произвол судьбы, а впоследствии совершенно забыли о манерах! Это вас не красит, молодой человек, но вам все мало. Я вижу, теперь вы решили обратиться к грубому насилию! Извольте ответить, что вы сделали с этим милым мальчиком?
— Мадам, с «этим милым мальчиком» все в порядке, — сказал Пирс, начиная злиться. — Он просто…
— Что значит все в порядке? — не унималась она. — Я сама видела, как вы его трясли!
— Послушайте, это в конце концов не ваше дело! Но если вам угодно знать, кто кого трясет, то скорее этот ваш «милый мальчик» — меня. Он трясет меня, как грушу, изо дня в день своими выходками. А теперь позвольте мне пройти. Парень упал в обморок, к тому же недавно его рвало. Должно быть, он болен.
— Свалился в обморок? — повторила миссис Гейбл в изумлении. — И рвота была? Я иду с вами! Мне приходилось работать сиделкой в Бостоне.
Пирс обрадовался помощи, пусть даже этой, на его взгляд, вздорной особы, тем более что та вдруг стала сама любезность.
— Позвольте мне! — Она отворила для Пирса дверь каюты и засуетилась вокруг. — Сюда, на нижнюю койку. Очень хорошо! Ничего не предпринимайте, пока я не вернусь с походной аптечкой.
Вскоре она вернулась с маленьким кожаным саквояжем.
— А теперь можете быть свободны, — сказала она величественно.
У Пирса возникло искушение поставить ее на место парой резких слов, но вид Жоржа, такого трогательного в своем беспомощном состоянии, удержал его. Он вдруг вспомнил Ласточку и то, как в их единственную ночь она сначала поникла в его объятиях, как надломленная лилия.
Он чуть было не погрузился в воспоминания о том, что случилось вскоре после этого, но миссис Гейбл напомнила о себе сухим покашливанием.
— Ухожу, ухожу, — проворчал он, позволяя всей своей недоброжелательности проявиться в тоне этих слов.
Жоржетта очнулась от того, что кто-то заботливо укутывал ее одеялом. Веки были неправдоподобно тяжелыми, и пришлось приложить усилие, чтобы их приподнять.
— Ну-с? И что вы можете сказать в свое оправдание, юная леди?
Девушка попыталась припомнить, какой проступок совершила на этот раз, потому что именно этот вопрос мама задавала, стоило ей провиниться.
— Я жду!
Туман перед глазами рассеялся, и взгляду Жоржетты явилось лицо миссис Гейбл с осуждающе поджатыми губами. Достойная леди сидела на краю постели, а сама она… она лежала, укрытая по самый подбородок. Девушка приподняла голову и огляделась. Кофр Пирса, обычно аккуратно уложенный, был открыт и разворошен. Это подтолкнуло память, и она вспомнила разговор с Пирсом, его обвинения и, наконец, ужасную угрозу расправиться с отцом.
— Я все еще жду объяснений, мисс Пакуин, — произнесла миссис Гейбл, кладя руку ей на лоб и заставляя опуститься на подушку. — Ведь на самом деле к вам нужно обращаться «мисс», не так ли?
Мисс? Жоржетта под одеялом схватилась за грудь и обнаружила, что повязка исчезла. Более того, и ничего иного на ее теле не было. Она лежала обнаженная, но почему? Ах да, ей стало дурно, и эта добрая женщина, должно быть, раздела ее и уложила.
— Я узнала ваш маленький секрет, дорогая моя, и должна сказать, что просто шокирована! Позволю себе предположить, что где-то существует миссис Кингстон, которая будет шокирована еще сильнее.
— Миссис Кингстон? — озадаченно повторила Жоржетта.
— О ней мы поговорим позже, а пока давайте обсудим состояние вашего здоровья. В обмороки ни с того ни с сего не падают, дорогая моя. Извольте припомнить, когда в последний раз у вас случилось систематическое женское недомогание. Надеюсь, вы способны запомнить дату?
Систематическое женское недомогание? О чем, ради всего святого, идет речь? Девушка была совершенно сбита с толку.
— Я говорю о ваших месячных, юная леди! — сурово уточнила миссис Гейбл, заметив ее недоумение.
Жоржетта наконец поняла — и очнулась, словно кто-то поднес к ее носу ватку с нашатырным спиртом.
— Судя по вашей реакции, вы потеряли счет времени, — с едким сарказмом заметила достойная дама.
До этого момента Жоржетте в голову не приходила мысль о возможной беременности, теперь же, оглядываясь в прошлое, она видела, что за все время, что она провела бок о бок с Пирсом, «женское недомогание» ни разу не досаждало ей. Но сколько времени прошло? Она не имела ни малейшего понятия, потому что мысли постоянно были заняты другим.
— Какое сегодня число?
— Двадцатое сентября.
Это сообщение повергло Жоржетту в отчаяние. Глаза заволокло слезами, но совсем не по той причине, которую предполагала, конечно, миссис Гейбл. Просто каждый год двадцать первого сентября она получала объятия и поцелуи. И конечно, подарки. Впрочем, один подарок был — беременность.
— Завтра день моего рождения.
— Ах, вот как! В этот день ваша матушка произвела вас на свет. Как вы думаете, что бы она сказала по поводу неприятностей, в которые вверг вас этот человек? Похоже, только к лучшему, что она не дожила до этого дня… если вы сказали мне правду, разумеется. Пока я не могу найти в ваших рассказах о себе ни капли истины.
— Вы правы, — тихо произнесла девушка. — Если бы мама была жива, она бы…
Сначала слезы покатились по щекам безмолвно, потом пришли рыдания, отчаянные и захлебывающиеся. Миссис Гейбл молча привлекла ее к себе и покачивала, как ребенка, пока взрыв отчаяния не миновал. Тогда она помогла Жоржетте улечься и заботливо подоткнула одеяло. Девушка была совершенно опустошена.
— Не нужно так переживать, дитя мое, — сказала достойная леди, убирая влажные волосы с ее виска. — Все будет хорошо. Отдыхайте и набирайтесь сил. Помните, что отныне вам придется думать не только о себе, но и о будущем ребенке. Об остальном позабочусь я.
