— Что ж, давай выясним.
— Я не хочу их беспокоить, — ответил Себ. — Кроме того, — добавил он, — такой большой дом мне все-таки не по карману. Я пока что не могу себе это позволить.
На лице Джеремаи появилась загадочная улыбка, которая показалась Себу зловещей. Старик полез в карман.
— Может, не сможешь, а может быть, и сможешь. Хотя у нас с матерью Люси не так много денег, мы будем рады хоть чем-то помочь. — С этими словами Джеремая попытался сунуть в руку Себастьяна несколько банкнот.
Растроганный и в то же время не на шутку встревоженный, Себ запротестовал:
— Нет-нет, благодарю вас, не надо. Я не могу принять ваши деньги.
— Что, слишком гордый, да? — Все еще улыбаясь, Джеремая засунул деньги обратно себе в карман. — Может быть, ты не можешь принять мой подарок. Но Люси, не сомневаюсь, с радостью согласится.
Возьмет Люси деньги у своего отца или нет — это его не касалось, но Себ вдруг понял, что начинает испытывать симпатию к старику Престону. Пытаясь хоть как-то ублажить Джеремаю, он сказал:
— Знаете, я наведу справки и узнаю, сколько на этом месте стоит акр-другой земли. И тогда я смогу выстроить для Люси такой дом, какой ей нужен. Как, устраивает?
— Слышу слова мужчины, который любит мою дочь по-настоящему. — К величайшему удивлению Себа, отец Люси неуклюже обнял его за плечи и с силой стиснул в своих объятиях. Затем сказал: — Что ж, теперь нам пора обратно в город. А то, вижу, ты вот-вот заснешь.
Преисполненный чувства признательности, Себ снова откинулся на спинку сиденья и с наслаждением закрыл глаза. Когда же коляска остановилась перед гостиницей, он тотчас выскочил на тротуар и с улыбкой проговорил:
— Благодарю за прогулку. Желаю вам с Люси хорошо провести время сегодня вечером.
— Хорошо провести время? Разве она не будет работать у тебя в таверне?
— Нет, я велел ей побыть с вами до тех пор, пока вы с Дасти не уедете. К тому же по понедельникам у нас не очень много посетителей. Так что мы сегодня прекрасно справимся без нее.
Коротко кивнув, Себ поспешил в «Жемчужные врата». Как он и ожидал, Джек уже открыл таверну и теперь расставлял по местам столы.
— Не думал, что так скоро тебя увижу, — сказал он, покосившись на Себа.
— Я ненадолго. Отец Люси поднял меня еще до рассвета. Захотел, чтобы я отправился с ним на прогулку по городу.
Джек усмехнулся:
— А какова была цель поездки?
Себ тяжко вздохнул:
— Оказывается, жизнь в гостинице — это совсем не то, что папаша желал бы для своей горячо любимой дочери. Он хотел помочь мне выбрать дом; который я должен купить для Люси.
Джек запрокинул голову и громко расхохотался.
— Я очень рад, что сумел развеселить тебя, — сказал Себ. — Хотя зашел я вовсе не для этого, а для того, чтобы кое-что тебе сообщить. Видишь ли, городской совет просит, чтобы я устроил вечер в честь Мэри Лиз с ее единомышленниками, которые прибывают к нам во вторник. Если у тебя появятся какие-нибудь идеи по этому поводу, готов их выслушать.
Джек тотчас же нахмурился и проговорил:
— Так, значит, у нас состоится вечер в честь суфражисток? Здесь, в «Жемчужных вратах»?
Себ пожал плечами:
— По крайней мере, от меня хотят именно этого. Что ж, а теперь я пойду в гостиницу и постараюсь поспать еще часок-другой.
Когда Себ направился к двери, Джек со смехом прокричал ему:
— Так какой же дом ты купил для Люси?
Наконец наступил вторник, и Люси привела отца с братом в «Жемчужные врата», чтобы они попрощались с Себастьяном. А затем она отправилась провожать их на станцию. Когда они стояли на платформе в ожидании поезда, она решила, что настало время открыть свой секрет, — ей давно уже хотелось хоть с кем-нибудь этим поделиться.
Протянув отцу пакет, Люси сказала:
— Это для вас с мамой.
— Ты приготовила нам с мамой подарок? — удивился старший Престон.
— Да, вроде того. — Люси так и распирало от гордости. — Видишь ли, там шесть последних номеров газеты «Уикли растлер».
Джеремая разглядывал пакет.
— Ты решила подарить нам газеты?.. Милая, не стоило беспокоиться! У нас в Канзас-Сити тоже есть газеты!
— Этой газеты у вас нет! — Люси улыбнулась и вытащила из кармана газетную вырезку — последнюю колонку Пенелопы. Протянув ее отцу, она спросила: — Такое ты видел?
Джеремая мельком взглянул на листок.
— Конечно, видел. Я читал те газеты, которые ты приносила в гостиницу.
— В таком случае скажи: что ты думаешь о рубрике «Спросите у Пенелопы»?
Джеремая пожал плечами:
— Это очень занятно. Для тех, кому нравятся подобные вещи.
Люси осмотрелась, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Дасти же в этот момент зашел в кассу, чтобы купить билеты. Собравшись с духом, Люси прошептала:
— Только запомни: это секрет, и все должно остаться в тайне. Пенелопа — это я!
Джеремая рассмеялся:
— Пенелопа — твоя сестра, глупышка!
— Да нет же. Я хотела сказать, что это я пишу колонку «Спросите у Пенелопы». Это я, понимаешь?
Джеремая снова взглянул на вырезку:
— Ни за что не поверю!
— Папа, это правда! Хейзел передает мне вопросы читателей, а я составляю ответы, понимаешь?
— Так, выходит, ты — писательница?! — изумился Джеремая. — Моя малютка — писательница?!
— Пожалуйста, потише, — сказала Люси. — Пока что все должно остаться в секрете. Не говори об этом даже Дасти, пока вы не приедете домой. Обещаешь?
— Конечно, обещаю, дочка! И я так горжусь тобой, что так бы тебя и задушил в объятиях. — Со слезами на глазах Джеремая крепко обнял Люси. — Я всегда знал, что настанет день — и ты блеснешь своими талантами. Вот мама обрадуется, когда узнает!
Поезд уже подходил и начинал постепенно останавливаться. Чуть не расплакавшись, растроганная Люси освободилась из объятий отца. На платформе находился духовой оркестр. Мэр города, городской совет в полном составе, а также большая группа встречающих стояли в ожидании гостей. Когда кондуктор выдвинул ступеньку и начал высаживать пассажиров из вагона, оркестр дружно грянул «Америка прекрасная…»
— Папа, — сказала Люси, взяв отца за руку, — пойдем поприветствуем Мэри Лиз.
Знаменитая женщина-оратор и сопровождавшие ее дамы миновали платформу и вышли на площадь станции. Здесь они остановились. Люси приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть. У Мэри Лиз были резкие черты лица, высокий лоб и темно-каштановые волосы, туго стянутые на затылке; платье же — черное, строгого покроя, с высоким воротничком.
