— Я уже больше не могу… о ней заботиться. Я очень… — Эти его слова внезапно оборвал острый приступ боли, исказившей его лицо; пытаясь с ней справиться, он сжал руку Адама. — Я очень хотел… научить ее, — закончил он, задыхаясь.
Адам положил ладонь на руку Джереми, не зная, что сказать и что делать.
Старик все смотрел на Адама. Впервые за то время, что прошло после его беспамятства, его взгляд был ясным, острым и осмысленным.
— Вы… понимаете ее, — прошептал он. — Вы знаете…
И тогда к Адаму наконец вернулся дар речи, и он хрипло проговорил:
— Да. Я знаю.
— Я вручаю ее вам, — ровным тоном произнес Джереми. — Вы будете о ней заботиться.
— До моего последнего вздоха, — хрипло поклялся Адам, и, когда он произнес эти слова, он понял наконец, как глубоко лежала правда и как долго он старался не видеть ее. Он сжал руку старика:
— Я буду о ней заботиться. Даю слово.
Джереми улыбнулся и закрыл глаза.
* * *
Маленькая таверна была душной и прокуренной, ею заправлял китаец со злобным взглядом, за стойкой сидели в основном моряки, которые выглядели еще более угрюмо, чем он. Там было много пьяных, некоторые были пьяны от опиума, некоторые — от того сорта дешевого виски, который раньше пила Энджел. Витавшее в таверне настроение было неуловимым, колеблющимся — от насилия до раскатов смеха и непристойных песен. Из-за занавешенной комнаты до Энджел донесся крик женщины, это был ужасный, леденящий душу звук, но он был не настолько страшен, как последовавшая вслед за ним зловещая тишина.
Это было жуткое место, худшее из всех, где бывала Энджел. Спертый воздух был пропитан угрозой. Мужчины, которые смотрели на Энджел, даже тот, который сидел за изрезанным столом напротив нее и то и дело подливал виски в ее стакан, ухмылялись и облизывали губы, как стая голодных койотов, окружившая раненого зайца. Энджел знала, что перед тем как она покинет это заведение, с ней случится что-то ужасное. Но ей было все равно. Она была готова к этому, даже была бы рада. Потому что не было на свете ничего, что было бы хуже того, что ожидало ее в больничной палате. А здесь по крайней мере у нее была возможность сразиться.
Виски затмило ее разум, делая его невосприимчивым к боли, она становилась безрассудной и дикой. По ее венам струилось отчаяние, а шум, табачный дым и опасность действовали на нее, как вино, и Энджел ощущала себя в собственном тесном и забаррикадированном мире, куда ни смерть, ни одиночество вторгнуться не могут. Здесь она сама несла за себя ответственность. Здесь она могла управлять собственной судьбой. Здесь она могла взять, что ей было нужно, и никто и ничто не могло ее остановить.
Когда верзила моряк с косматой бородой обнял ее и поднял со стула, она пошла с ним, смеясь, откинув голову, поднимая ноги так, чтобы мелькали ее нижние юбки. Это вызвало гиканье и крики других мужчин. Он кружил ее по комнате в странном импровизированном танце, бормоча что-то сквозь пьяную ухмылку, что, возможно, было непристойно, но она не слышала слов и не хотела слышать. Она просто засмеялась и обняла его за пояс, притворяясь, что веселится на славу, а в это время осторожно сунула руку в его карман и ухватила пальцами лежащую там пачку банкнот.
Денег было много, больше, чем она ожидала найти, когда она вынула их и свернула в трубочку, которая уместилась в ее кулаке, и сердце ее часто забилось от радости победы. По правде говоря, количество денег не было важно — имел значение сам факт, что она сделала это, что она победила…
И вдруг моряк схватил ее за волосы и дернул их с такой силой, что она откинулась назад и от испуга вскрикнула. Он по-прежнему ей улыбался, обдавая ее запахом виски, но его сверкающие злобой глаза выдавали, что он замыслил что-то недоброе и жестокое.
— Думаешь, ты очень умная, паршивка? Залезла в мой проклятый карман, рассчитывая, что я так напился, что этого не замечу? Ну, клянусь Богом, я заплачу тебе, но никак не раньше, чем получу товар!
Он бросился на нее, и она увидела свой шанс, свой единственный шанс. Она с силой пнула его в пах. Он согнулся, вопя от боли, но ее инстинкты были притуплены алкоголем, усталостью и потрясением; она рванулась к двери, но опоздала ровно на одно мгновение. Кто-то схватил ее руку и заломил назад; она вскрикнула, почувствовав, как растягиваются сухожилия и удлиняются кости, и, оцепенев от боли, еще сильнее сжала деньги в кулаке. Она ощущала запах пота и слышала смех мужчины, который держал ее, и попыталась освободиться, отчего ее рука чуть не переломилась пополам.
Моряк, стоявший согнувшись от боли, повернулся к ней. Его глаза пылали гневом. Он размахнулся и ударил ее.
Удар пришелся ей по губам, и она ощутила соленый при, вкус крови во рту. Боль ударила ей в голову, и какое-то мгновение она ничего не видела и не слышала. Инстинктивно она начала вырываться из рук незнакомца, рискуя сломать себе руку, и в какой-то бешеный, отчаянный миг неистовства ей показалось, что один из ее ударов попал в цель, потому что державший ее мужчина вдруг ослабил хватку, и она выдернула руку из его пальцев.
Освободившись, Энджел зашаталась, почувствовав, как в ее беспомощно повисшую руку вонзаются острые иглы боли. Но деньги она не бросила. Пошатываясь, она направилась в ту сторону, где, как она предполагала, должен был находиться выход, но внезапно ее сильно ударили о стену, и железная рука схватила ее за горло.
Сквозь туман в ее глазах неясно вырисовывался звериный оскал нависшего над ней моряка и его сверкающий, яростный взгляд. Но даже когда он ее душил, даже когда он сдавливал ее горло и она задыхалась, она только все крепче сжимала деньги в своем кулаке. Он что-то говорил, но из-за шума в ушах она ничего не могла разобрать. Ее губы онемели и вспухли, кровь стучала в висках. Она ловила ртом воздух, но не могла его вдохнуть. Она царапала лицо моряка свободной рукой. Он только ухмылялся и еще крепче сжимал ей горло.
И вдруг раздался выстрел. Она услышала его ясно и четко, как взрыв среди доносящихся как будто издалека голосов, которые ее окружали. Моряк отпустил ее горло, воздух наполнил ее легкие, и у нее все поплыло перед глазами. Прозвучал еще один выстрел, и верзила-моряк зашатался. И неожиданно, что казалось совершенно невероятным, Энджел услышала, как ее назвали по имени.
Для надежности прислонившись спиной к стене, возле двери стоял Адам. Он медленно переводил свой револьвер с моряка на его приятелей и на любого, кто захотел бы сдвинуться с места. У него был жестокий стальной взгляд.
— Энджел! — снова позвал он ее. — Уходи отсюда!
Она, спотыкаясь, поплелась к нему.
В таверне воцарилась мертвая тишина, угрюмые, настороженные взгляды были устремлены на Адама, и она поспешила к двери, возле которой он стоял. Поравнявшись с ним, она не остановилась, она хотела поскорее выбраться отсюда и не видела ничего, кроме двери. Но внезапно он с силой схватил ее за запястье, скрутил его и дернул с такой силой, что она вскрикнула. Ее кулак разжался — и банкноты упали на пол.
