Ужин длился недолго, и за столом все молчали – мужчины, даже несмотря на свои новообретенные хорошие манеры, считали еду весьма серьезным делом. К тому же трое из них ужасно устали и проголодались. Элизабет это понимала и не пыталась завести светскую беседу. Изящными движениями она отправляла в рот маленькие кусочки мяса и постоянно подносила к губам салфетку, делая вид, что не замечает недоуменных взглядов.
Отодвинув тарелки, мужчины быстро расправились с кофе – каждый свою кружку выпил залпом. Первым поднялся из-за стола Дасти. Взяв свою шляпу, он откашлялся и проговорил:
– Весьма впечатляющий ужин, мэм. Элизабет улыбнулась ему:
– Благодарю вас, Дасти. Но, как вы, наверное, догадываетесь, ужин приготовил Рио, а не я.
Дасти покраснел до корней волос.
– Да, мэм, конечно… Но все равно было очень вкусно. Скунс, встав из-за стола, принялся нахлобучивать свою шляпу. Потом вдруг снял ее и, взглянув на Элизабет, пробормотал:
– Приятно было снова посидеть за столом, мэм. – Кивнув Джеду, повернулся и направился к двери.
Рио, шагнув к Элизабет, проговорил:
– О, sefiora, сегодня вечером… – На губах его появилась едва заметная улыбка, даже не улыбка, а скорее намек на нее. – Сегодня я припомнил все вечера в прекрасной hacienda дона и его доброй seniora. Это было очень-очень много лет назад, – добавил мексиканец. Поклонившись Элизабет, он вышел из хижины и осторожно прикрыл за собой дверь.
Джед по-прежнему сидел за столом. Сидел, осматривая свое преобразившееся жилище и время от времени поглядывая на жену. Пламя фонаря отбрасывало блики на ее безупречно причесанные волосы и накладывало мягкие тени на изящные складки ее платья. Она сидела в непринужденной позе, точно в гостиной в доме своего отца, и маленькими глоточками пила кофе с цикорием из видавшей виды оловянной кружки – пила с таким видом, будто это был лучший и ароматнейший напиток, налитый в чашку из тончайшего фарфора. На лице ее застыло выражение умиротворения, и один взгляд на нее, сидящую в его доме и так близко от него, вызвал мучительное томление в сердце.
Он не хотел впускать эту женщину в свой мир. Он никогда не хотел этого. Все, что окружало ее, все, что она делала, было здесь неуместно, не нужно… И вызывало какое-то смутное беспокойство…
Однако она сидела за столом напротив него и преспокойно пила кофе. Джед чувствовал, что желание терзает его все сильнее.
Да что же он за человек, если мог одновременно досадовать на женщину и желать ее?
Она смотрела на него своими прекрасными изумрудными глазами – смотрела так, будто для нее было самым обычным делом проводить вечера в его обществе, будто она не желала ничего другого, будто она была здесь всегда.
Ему безумно хотелось прикоснуться к ней и почувствовать тепло ее тела, хотелось убедиться, что она действительно существует и сидит за столом в его хижине, сидит напротив него.
Он пытался представить, как она моет и скребет бревенчатые стены, как подметает полы и двигает ящики и бочки, выполняя ту работу, которую обычно в ее доме, в Алабаме, делали рабы и которую она должна была презирать. Элизабет Коулмен, по всей вероятности, не привыкла даже застегивать свое платье без помощи двух горничных – сегодня она работала здесь, как черная рабыня. Но почему? Ради кого?
Ради нескольких мужчин? Ради тех, кто больше привык к обществу коров, чем к общению с женщинами? На что она надеялась? Попытка преобразить его жилище и превратить эту хижину в настоящий дом не принесет ей ничего, кроме морщин, мозолей на руках, боли в спине от непривычной работы и горечи в глазах. Неужели она не понимает?..
Взглянув на жену, Джед произнес:
– Вам не следовало этого делать.
Элизабет вздрогнула, и в ее глазах появились отчуждение и холод. Поставив на стол кружку, она проговорила:
– Я сделала это не для вас, а для себя. Потому что не хочу жить, как животное. Даже если вынуждена жить с животным…
Элизабет похолодела, едва лишь произнесла эти слова. Она не могла поверить, что способна сказать такое… Но ведь она ужасно устала – весь день трудилась по колено в грязи и выполняла такую работу, к которой совершенно не привыкла. Еще совсем недавно она упала бы в обморок от одной мысли, что ей придется этим заниматься.
Она не рассчитывала на похвалу и не испытывала особой гордости или даже удовлетворения. Просто поняла, что это надо сделать, – и принялась за работу. Но она никак не ожидала, что это вызовет гнев Джеда, – а он разгневан. Когда же он заговорил с ней таким тоном, что-то внутри у нее взорвалось и она не сдержалась…
Но почему он недоволен? Ведь она не сделала ничего дурного… Почему ей приходится выслушивать несправедливые упреки?
Элизабет заметила смятение в глазах Джеда. Но он тотчас же взял себя в руки, и лицо его сделалось непроницаемым. Она уже хотела извиниться за свою вспышку, но тут он вдруг встал из-за стола и направился к двери. У порога обернулся и сказал:
– Завтра мне надо встать с рассветом.
– Нет! – выпалила она. – Нет, сэр, вы не уйдете, не поговорив со мной. Вы не смеете обращаться со мной так, будто я не существую. Мы супруги, и хотя я понимаю, что для вас это не было свободным выбором…
– Совершенно верно, не было, – перебил Джед. Элизабет вспыхнула. Гнев исказил ее черты. Сжав кулаки, она закричала ему в лицо:
– Неужто вы полагаете, что я именно так представляла восторги и блаженство супружеской жизни?! – Элизабет перевела дух, она задыхалась от ярости. – Неужели вы полагаете, что я хотела именно так провести всю свою жизнь?! Ваше ранчо не похоже на дворец у моря, сэр, а вы – на Прекрасного принца!
Джед пристально взглянул на жену.
– Все это ваши выдумки. И вам пора выбросить из головы подобный вздор.
Сейчас уже Джед не скрывал своих чувств – глаза его метали молнии.
– Посмотрите хорошенько вокруг! – продолжал он, повысив голос. – Вы жили в сказочном мире у себя в Алабаме, здесь – настоящая жизнь!
– Я это чувствую!
– У вас есть возможность вернуться обратно!
– Возможно, я так и сделаю!
– Еще не поздно!
Он шагнул к Элизабет и, сжав кулаки, прокричал:
– Черт возьми, завтра же я отвезу вас обратно! Нет, не завтра, сегодня! И вы сможете завтракать в постели и лить слезы на плече у своего папочки до тех пор, пока не сядет солнце и не наступит новый, счастливый день.
Элизабет почувствовала, что вот-вот задохнется… Еще одно оскорбление!
– Это то, чего вы хотите?! – закричала она.
Джед первый отвел взгляд. Он машинально провел ладонью по волосам и проворчал:
– Я сам не знаю, чего хочу. А впрочем… – он обвел взглядом комнату. – Вот этого я наверняка не хочу.
Элизабет обошла стол и подошла к мужу почти вплотную. Сердце ее билось все быстрее… и болезненно сжималось от отчаяния и безнадежности.
