* * *
— Вот этого я совсем не ожидала! — воскликнула я, когда позже Эдеко пришел ко мне в хижину с подносом еды. Я быстро вскочила, чтобы забрать у него свой ужин.
— Считай, что я — твой личный слуга, — пробурчал он.
Я поставила поднос рядом с лампой и оглянулась на Эдеко. К моему величайшему изумлению, он выглядел совершенно серьезно. Я заставила себя рассмеяться.
— Тогда я приказываю тебе присесть и разделить со мной вино, — сказала я.
Эдеко сел, но продолжал смотреть на меня внимательно и грустно. Я не понимала этого мужчину. Мне вспомнилась жемчужина, которую он мне подарил, и клятва, которую я дала себе, принимая это морское сокровище.
— А где Бигила?
Эдеко вздохнул, отломил кусочек от хлеба, лежащего на подносе, покрутил в пальцах и положил на место.
— Вчера вечером, после разговора с тобой, я вернулся в лагерь Аттилы. Он велел мне отправляться к римлянам и привести их к нему. Мне пришлось разбудить послов. Потом я стоял возле шатра Аттилы, когда он разговаривал с ними о письме Феодосия. Аттила ни слова не сказал о заговоре, а когда они выходили, я сделал то, что мне было приказано: отвел Бигилу в сторону и велел возвращаться в Константинополь за пятьюдесятью мерами золота. Так что, отвечая на твой вопрос, я могу сказать, что Бигила сейчас находится где-то между городом Аттилы и Восточной империей.
Эдеко наблюдал, как я ела. Решив, что он, должно быть, голоден, я протянула тарелку ему, но Эдеко лишь покачал головой.
— А кто были все эти римляне? — спросила я. — Их оказалось гораздо больше, чем ты говорил.
Эдеко еще раз вздохнул, но так, будто его уже не интересовала римская интрига. Потом он встал, взял одну из шкур за моей спиной и расстелил ее. Когда Эдеко прилег, опершись на согнутую в локте руку, я решила, что он либо болен, либо устал.
— Кое-кто из этих людей приехал из Западной империи, чтобы обсудить с Аттилой свои дела. Судя по всему, они не ожидали встретить здесь соотечественников, и когда увидели друг друга, то не удержались от расспросов. Мы разместили их всех в одном из домов внутри двора Онегиза. Этот дом окружен нашими людьми, и мы уверены, что сможем узнать много полезного.
Я внимательно рассматривала лицо Эдеко — мне показалось, что он сказал мне гораздо больше, чем хотел.
— А что за дело было у римлян из Западной империи к Аттиле? — спросила я дрожащим голосом.
Эдеко посмотрел на меня.
— Не знаю. Аттила еще не встречался с ними с глазу на глаз. — Потом он прикусил губу и посмотрел на руку, которую развернул ладонью вверх, так, что я увидела шрам от ожога. — И это еще не все, Ильдико. Здесь есть и гауты. Они прибыли, пока Аттилы не было в городе.
Я медленно положила обратно кусок мяса, который собиралась положить в рот.
— Гауты?
— Вернее, франки, как твой Си гурд.
— Но зачем?..
— И опять же: не знаю. Сомневаюсь, что Аттила будет с ними встречаться, пока здесь римляне.
Я замерла и молча смотрела на Эдеко. Он взял меня за руку, но я не шелохнулась.
— Чуть не забыл, — сухо сказал он. — Я пришел за жемчужиной.
Я и сама забыла о жемчуге. Поднявшись, я отправилась за ней к старой деревянной миске, которая напоминала мне о Гуторме. Когда я вернулась к лампе, Эдеко уже собрался уходить.
* * *
Все эти несколько дней Эдеко казался таким откровенным, что мне пришлось напомнить себе о том, как он хитер и коварен. Где-то глубоко под его изменившимся отношением ко мне наверняка скрывался некий замысел, похожий на тот, с помощью которого он так ловко провел Бигилу. Я находила в себе силы быть осторожной только потому, что так велел мне разум. В сердце я по-прежнему верила, что Эдеко не причинит мне вреда. Но даже если бы я этому и не верила, то все равно была бы благодарна ему за то, что он не оставлял меня одну. Теперь, когда я окончательно смирилась с тем, что проживу остаток своей жизни в городе Аттилы, поддержка Эдеко казалась мне особенно важной. Чего больше могла я желать, обретя друга, который заботился обо мне и приносил новости об окружающем мире, чтобы занять мой разум в томительные часы бездействия?
От Эдеко я узнала, что римляне из Западной империи прибыли к Аттиле от императора Валентина, для подписания мирного договора. Это заставило меня задуматься о том, по какой причине они могли заподозрить Аттилу в дурных намерениях. Но когда я обмолвилась об этом Эдеко, тот просто сказал, что все вожди и императоры стараются получить выгоду, уплачивая дань человеку, который вскоре будет править миром. Когда римляне уехали, на ужин к Аттиле трижды приглашали франков, но, как я и надеялась, среди них не оказалось никого, кто был бы мне знаком и мог узнать меня. Что же касается меча, то я пришла к выводу: если даже его и опознают как меч Сигурда, то сочтут разумным не спрашивать Аттилу о самой дорогой для него вещи. Эдеко поведал мне, что предводителя этих франков потеснил родной брат, предъявив права на трон, и он пришел сюда, к Аттиле, с просьбой принять его сторону в этом споре. Тогда я вспомнила, как Сигурд рассказывал, что один из его кузенов был особо расположен к Аттиле. Сначала я забеспокоилась, потому что если в стане франков случился раскол, грозящий войной, то мои братья обязательно выступят на стороне второго кузена, а значит, против Аттилы. Но Эдеко, ничем не намекнувший на то, что понимает причину моего беспокойства, убедил меня в следующем: свое обещание поддержать ущемленного в правах франка Аттила не намеревался выполнять. Франки, пожаловавшие в Паннонию, были слишком маленьким племенем, чтобы представлять для него интерес. Однако для того, чтобы успокоить их, Аттила распорядился выделить послам шатер за пределами города, в знак того, что обсуждение вопроса продолжится.
* * *
Однажды вечером во время ужина в зал вошли охранники, таща за собой двух римлян, мужчину и мальчика. Увидев их, Аттила поднялся и призвал к себе Эдеко. Я отставила в сторону кувшин с вином, чтобы посмотреть, что будет дальше. Аттила похлопал Эдеко по спине.
— Смотри, друг, кто к нам пожаловал, — произнес он. — Ба! Да это же твой сообщник, Бигила! И он привел с собой сына!
— Этот гаут лжет! — завопил Бигила. — Я не заключал с ним никаких сделок! Я пришел, чтобы передать тебе золото от имени Феодосия.
Аттила отошел от Эдеко и стал прохаживаться перед Бигилой и его сыном. На лице вождя играла зловещая усмешка, а глаза хитро поблескивали.
— Скажи нам правду, Бигила, — произнес он почти нежно.
У Бигилы подкосились ноги, и охранникам пришлось согнуться, чтобы не выпустить его из рук.
— Ты и так знаешь правду. Клянусь, — ответил Бигила почти так же нежно.
Тогда Аттила подошел к мальчику. Встав перед ним, он положил руки ему на плечи и улыбнулся. Эта улыбка была очень похожа на ту, с которой он смотрел на Эрнака, но мальчик о чем-то догадался и, задыхаясь, стал озираться, будто ища возможности бежать. Улыбка Аттилы стала еще шире. Его руки скользнули с плеч мальчика к его шее. Какое-то время он просто поглаживал эту шею, потом, коснувшись ее прямо под подбородком, сказал одному из охранников: «Отведите на улицу и проткните мечом вот в этом месте».
