Я вытащила рацию из кармана и протолкнула ее между нами. Джаред принялся щелкать регуляторами. Снова и снова нажимая на кнопку, он повторял:
– Лукас? Прист? Алара? Меня кто-нибудь слышит?
– Мы же в стене. Здесь нет приема. – Я зажмурилась, стараясь не заплакать.
– Это не имеет значения. Когда мы не выйдем на связь в назначенное время, они пойдут нас искать.
Я помотала головой, и слезы потекли по щекам вниз.
– Я не хочу, чтобы они нас искали.
– Почему?
Если они спустятся в подвал, они могут пострадать. Слишком много призраков, и нельзя предугадать, что произойдет, если эти несчастные дети решат, будто им что-то угрожает. Тот парнишка с кувалдой, возможно, когда-то был таким же безобидным, как и все остальные.
Я уткнулась Джареду в грудь и попыталась не дышать.
– Кеннеди, ты что, плачешь?
Он отстранился, пытаясь посмотреть на мое лицо, хотя в темноте все равно никак не смог бы его разглядеть.
– Нет.
Он прижал меня к себе, уткнулся подбородком мне в макушку:
– Прости меня, пожалуйста. Лучше бы я отпустил тебя с Лукасом.
– Откуда тебе было знать, как все обернется.
Джаред судорожно вздохнул:
– Он лучший из нас двоих. А я вечно все порчу. За что бы ни взялся.
Я положила ладони ему на грудь:
– Ты всех защищаешь.
У него перехватило дыхание, и он, который всегда казался несокрушимым, наконец сломался.
– Ты так считаешь? Если бы ты знала правду, то никогда бы так не сказала. Я совершил страшное. Хуже, чем сейчас. – Его грудь судорожно дернулась. – Такое, хуже чего не бывает.
Я протянула руку и коснулась его влажной щеки:
– Не может быть, чтобы это было настолько ужасно…
Джаред перехватил мои запястья и сжал их:
– Может. От меня одни беды. Если бы ты знала, что я сделал, то не стала бы не то что ко мне прикасаться, но и рядом со мной стоять бы не стала.
Джаред расклеивался на глазах, как это неоднократно случалось со мной.
– Это неправда. Что бы ты ни сделал…
И тут он взорвался:
– Я погубил наших родителей – твоих, наших с Лукасом, да и всех остальных тоже. Это из-за меня они мертвы. Ну что, теперь ты хочешь находиться рядом со мной?
Я слышала его слова, но они не проникали в мозг.
– Что ты такое говоришь? Ты мою маму в глаза не видел.
– Да, не видел. Но хотел увидеть. – Джаред прижал мои ладони к своему лицу. – Я хотел найти всех членов Легиона. Я думал, объединившись, они станут сильнее, как это написано в наших дневниках. Папа говорил, что Андрас постоянно охотится за ними, что это слишком опасно, а я ему не верил. Поэтому я начал собственное расследование, по кусочкам собирая и сопоставляя информацию, которую выуживал из подслушанных разговоров отца с дядей и из того, что отец рассказывал мне. Если бы два моих родственника сразу не состояли в Легионе, я, скорее всего, ничего не узнал бы. А так мне удалось отыскать их всех. Даже твою маму, найти которую не получалось ни у кого.
– Каким образом?
– Дядя разыскивал пятого члена, который пропал с радаров. Однажды я подслушал их с папой разговор. Дядя выяснил, что это женщина и что живет она в окрестностях Вашингтона вместе с дочерью. Тогда я обыскал его письменный стол – и нашел ее имя. И твое тоже.
– Что ты такое говоришь?
Собственный голос вдруг показался мне чужим и приглушенным, как будто он принадлежал кому-то другому, а я слушала разговор со стороны.
Слезы Джареда капали мне на руки.
– Я составил список всех имен. Хотел показать его папе. На следующее утро его уже не было в живых. Никого из них не было в живых. Внезапно мы стали Легионом.
«Это из-за него умерла моя мама!»
Я понимала, что это правда, но не могла его ненавидеть.
Отец Джареда что-то скрывал от него, и он попытался отыскать ответы. Сколько раз я сама принималась искать записку от отца, ту самую, которая вставала перед моим мысленным взором каждый раз, стоило мне закрыть глаза? После того дня, когда отец уехал, мама ни разу больше не позволила мне увидеть записку, и это лишь по буждало меня искать ее с удвоенным усердием.
На месте Джареда я поступила бы точно так же.
Мое тело сотрясали рыдания. На этот раз я была не в силах делать вид, что не плачу, не в силах остановиться. Джаред отпустил мои руки и попытался отстраниться, но это было невозможно.
Нам с ним невозможно было отстраниться друг от друга – ни в этих стенах, ни за их пределами.
– Я понимаю, что ты никогда не сможешь меня простить. Мой родной брат ненавидит меня, – сказал он.
Все вдруг стало понятным. Напряжение между ними – весь этот невысказанный гнев, клокочущий под спокойной с виду поверхностью, – имело куда более глубокую подоплеку, чем то, что их отец отдал предпочтение Джареду… и я тоже.
– Прости меня. Мне очень хотелось бы все исправить, – прошептал Джаред хрипло. – Единственное, чего я хочу, – это быть с тобой, но я этого не заслуживаю.
– Что?
– Прости меня…
– Нет, – покачала я головой. – Я не об этом.
Джаред замер и уперся ладонями в доски по обе стороны от меня. Я не могла различить его лицо в темноте, но чувствовала, что он смотрит, как я плачу.
Смотрит и видит меня такой, какая я есть, а я так старательно пыталась скрыть свою личность от всего мира и заменить кем-то получше.
– Единственное, чего я хочу, – это быть с тобой, – раздельно повторил он. Его лицо было так близко от моего, что я чувствовала его дыхание на своей коже, чувствовала запах соли, исходящий от его кожи. – А ты, Кеннеди, чего хочешь ты?
Вопрос повис в воздухе, разрывая мне сердце. Но я не смогла заставить себя произнести эти слова вслух, несмотря на то что столько раз мысленно повторяла их.
– Это не имеет значения.
– Для меня – имеет, – глухим голосом произнес он.
– Я хочу быть кому-то нужной. Хочу быть девушкой, от которой нельзя просто так взять и уйти.
Он провел большим пальцем по моей нижней губе:
– Тебя невозможно забыть.
«Кое-кому это все-таки удалось».
Что-то внутри меня прорвалось, и я начала всхлипывать.
Он обхватил мое лицо ладонями и коснулся губами моих губ. Это не был поцелуй. Это был вздох. Один удар сердца.
– Ты видишь то, что я хочу показать. Это не имеет ничего общего с тем, какая я на самом деле, – выдохнула я в его разомкнутые губы.
