— Доброе утро, Одд.
— Привет, Август. Ты сегодня почистил зубы?
— Это оскорбительный, личный вопрос.
— Ты знаешь, я свято блюду твои интересы.
— По крайней мере, ты так говоришь.
— Тебе нужно делать на завтра уроки, Август?
— Святые небеса, мальчик для битья, ты что, вообразил себя школьной полицией?
— Остынь, друг. Мне идет?
Моя в-некотором-роде-подружка Лун, которой я показал Одда, пришла от него в полный восторг. Они с Тоби выпросили у меня URL и пароль для него, чтобы болтать с ним со своих ноутбуков. Я написал код, к которому у них не было доступа, чтобы потом перечитывать их сетевой треп. Подслушанное ужасало: они почти не вспоминали обо мне!
Кроме того, я заметил, что Тоби ковыряется в моей системе своими недоделанными убогими «сыщиками». Вторая беседа Лун с Оддом звучала так:
— Привет, «Один дома». Это Лун.
— Крошка Лун, как же, помню. Ты та красотка с большими буферами, угадал?
— Для чипоголового твой словарный запас просто поражает.
— Ты симпатичная.
— Надо же, спасибо. Август велел тебе это сказать?
— Август — мой хозяин.
— Снова в каком-то порту буря?
— Лун — ужасно глупое имя.
— Ну спасибо, чипомозг! А что бы ты посоветовал?
— Я бы посоветовал Анни Порт.
— Сейчас лопну со смеху. Ты почти такой же забавный, как Август.
— Я из хорошей семьи, — верноподданно ответствовал мой трепач.
Сидя в экзаменационном классе, я открыл сайт Одда. Нам пришлось выключить голосовой сервис, чтобы не шуметь во время тестирования, поэтому мы с Оддом общались при помощи клавиатуры и экрана.
— Отошел от похмелья, Одд?
— Я пью, но знаю меру, — сообщила мне машина. Java-апплет выдал ухмыляющуюся рожицу с пузырем, в котором красовались слова: «СЪЕШЬ МЕНЯ.»
— А Луноид уже разобралась со своим экзаменом?
Одд задумался. Мальчиков и девочек развели по разным комнатам, чтобы не отвлекались; то же касалось и академических потоков для большинства классов. Доступ Одда к сети позволял ему пройтись по закрытым базам данных. Чтобы взломать защиту департамента, требовались суперхакерские способности; мы с Тоби потратили на коды и пароли целых полтора месяца. Как ни странно, Одд очень нам помогал — будучи всего-навсего симулятором интеллекта, он проявил потрясающие способности. Сейчас он процеживал потоки информации, текущие по проводам и телефонным линиям.
— У Лун еще пять вопросов. Она неправильно выполнила шестую и одиннадцатую тензорные трансформации, а ее короткое эссе о «Генрихе V» позволяет сделать очевидный вывод, что пьесу она не читала.
И откуда он только все это узнал?!
— Скажи Лью-у-у-н, что я жду ее, Тоби и Рут в «Бургер-Ден», когда закончит, если, конечно, закончит.
Выскочившее окно сообщило мне ее ответ напрямую:
— Эй, изверг! Что ты здесь делаешь? Это грубое нарушение правил! Нас всех отчислят! Какой ответ на пятнадцатый вопрос, Америка или Персия?
— Эй, крошка, — набрал я, — сегодня это, знаешь ли, называется Ираном. Извини, не могу выдать ключи, иначе на нас всех подадут в суд и посадят за наркотики и сутенерство.
— Ты хотел сказать, сутяжничество и симонию?
— Нет, я имел в виду злодеяние и плотские утехи
— Ты имел в виду плотничество, а это не преступление.
— Поверь, я имел в виду плотские утехи.
— О’кей, значит, Персия.
Мы разъединились, но Одд остался на связи. Он спросил меня:
— Почему цыпленок перешел дорогу?
— Отвали, — набрал я. — Дорога обобрала цыпленка. У воров нет чести, Кузнечик. Мне пора.
— Неверно, вонючка, — написал Одд. — Цыпленок перешел дорогу — и не переходил дорогу, потому что таков был его квантовый выбор.
Меня охватила липкая, всепоглощающая паника. Пульс подскочил чуть ли не вдвое. Неверящими глазами я уставился на экран, каждую секунду ожидая смерти. Потом трясущимися пальцами напечатал:
— Тоби, это ты взломал моего трепача?
— На третьем унитарном уровне Тегмарка, — сообщил мне экран, — мы перепрыгнули 10118 вселенных, в каждой из которых температура достигает 108 градусов по Кельвину. Все возможные квантовые выборы реализуются одновременно, когда
Я вскочил со стула и опрокинул плоский монитор. Легкое устройство падало медленно, будто во сне, отскочило от пола, не разбившись, и отправило мне пылающее розовым послание, которое я успел прочитать углом глаза:
— Следующий — и последний — уровень не из маленьких, Август. Глубоко вдохни, наклонись и поцелуй свою задницу на прощание.
Смертельно напуганный, я бросился к…
Мне показалось, я услышал крик Тоби: «Дай мне комнату сто один!» Прямо передо мной распахнулся Schwelle. Я нырнул в него.
Безумие. Полная потеря ориентации, все проваливается в текущее, дробящееся эхо самого себя. Гораздо хуже, чем завихрения второго уровня или одновременность и наложения третьего. Это было Декартово сомнение, столь бездонное, столь разъедающее, что остались лишь головокружение и боль. Я попытался зажмуриться, но у меня не оказалось ни глаз, ни век. Все внутренности, все сознание съежилось до искалеченных, скомканных иероглифов, золотого и серебряного, соединенных пронзительным визгом, скрипом ногтей по школьной доске. Я попытался крикнуть, но голос пропал. Тем не менее, я слышал, как говорит Тоби, и отчаянно попробовал ухватиться за его разум. Он парил в хаосе, а рядом с ним была Лун — две бесконечно далеких — и в тоже время ужасно близких цепочки золотых иероглифов, которые я не мог прочитать. Голос — или преображение иероглифов, складывавшихся в осмысленные фразы? Тоби сказал:
— Человек со многих Земель написал поистине великую книгу.
Обрывок воспоминаний прорвался внутри меня и всплыл словами:
— Эрик Линколлью. Эхо безумного хохота?
Да, он тоже великий Эрик. Я думал об Эрике Блэре.
— Никогда не слышал об этом ублюдке.
Все вокруг непрерывно двигалось. Нас гнало, точно мыльные пузыри в бурю, сквозь один Schwelle за другим, будто мышей, прогрызающих путь сквозь бесконечные стога сена в бесконечном амбаре.
Никогда-никогда-никогда не слышал про «1984»?
— Так ты говоришь о Джордже Оруэлле?
Он использовал это имя в некоторых мирах. Помнишь Уинстона Смита?
— Он ненавидел крыс. Черт, неужели крысы только и ждут, чтобы обглодать мое лицо до костей?
Не крысы, Август. Возможно, драконы, за границами всех известных тебе карт. Помнишь, Уинстону показывали четыре пальца и требовали увидеть пять?
