— Получай, тварь фашистская!!! — Гвардии капитан Горелов нажал на электроспуск танковой пушки Ф-34.
Грохнул выстрел, «тридцатьчетверка» в который уже раз содрогнулась от выстрела, сизый пороховой дым заполнил боевое отделение.
На этот раз 76-миллиметровый цельнолитой бронебойный снаряд БР-350БСП с трассером нашел свою цель.
Горелов в прицел увидел горящий трассер, а потом — вспышка попадания! Бронебойный снаряд без труда прошил броню борта и ударил в боеукладку немецких 105-миллиметровых снарядов. Взрыв разнес немецкую тяжелую самоходку. От «Selbstfahrlafette-IVf» осталось лишь искореженное и разбитое шасси от среднего танка Pz.Kpfw.IV и обгорелые руины вместо бронированной рубки и перекрученный ствол 105-миллиметрового орудия К-18.
— Ура, горит! — Торжествующие возгласы экипажа Т-34 стали наградой для отважного молодого командира.
Но они смолкли, когда Николай Горелов взглянул в танковую командирскую панораму. Он развернул перископический прибор и увидел второе такое бронированное чудовище… Еще одна тяжелая самоходка «Selbstfahrlafette-IVf»!
— Разворачивай! Разворачивай! — Нет, на этот раз — не уйти…
Бронированное стальное чудовище качнуло массивным хоботом-стволом, отрабатывая горизонтальное наведение в пределах разрешенных плюс-минус восьми градусов. Противотанковая 105-миллиметровая самоходка «Selbstfahrlafette-IVf» взяла на прицел «тридцатьчетверку» гвардии старшего лейтенанта.
— Экипаж покинуть!.. — договорить Николай Горелов не успел.
Тяжелый бронебойный снаряд ударил в бронированную маску орудия. Лоб башни «тридцатьчетверки» представлял собой 45-миллиметровую изогнутую бронеплиту. Рациональная, обтекаемая форма башни и тут спасла экипаж, но, к сожалению, не всех… Немецкая болванка, к счастью, прошла по касательной и поэтому ударила не всей своей массой и огромной кинетической энергией. Часть ее поглотила танковая орудийная установка. Грозная пушка Ф-34 превратилась в груду перекрученного металлолома, но отразила часть смертоносной энергии.
Танк Т-34 содрогнулся от чудовищного удара. Дизель сразу же захлебнулся. Потянуло дымом. Гвардии капитана швырнуло вниз, и свет померк в его глазах…
Когда он очнулся, в танке уже нечем было дышать от дыма, заполнившего отделение управления и боевое отделение. Горелову было трудно дышать, при каждом вдохе грудь словно разрывалась от острой колющей боли, голова разламывалась, перед глазами плыли круги. Из носа обильно шла кровь. Николай огляделся: заряжающий с размозженной окровавленной головой лежал ничком на боеукладке. У стрелка-радиста голова была вывернута под неестественным углом — перелом шейных позвонков.
А сзади, из-за противопожарной перегородки, уже вырывались языки пламени. Горелов не хотел окончательно оправдать свою фамилию. Собрав всю волю в кулак, чтобы не запаниковать, молодой танкист еще раз огляделся. Нужно было срочно покидать подбитый танк, иначе… Но вниз, к аварийному люку, сейчас нырять было нельзя — там уже разгорался пожар и все было заполнено дымом.
Гвардии капитан взялся за рукоять люка и приподнял тяжелую створку. Этот общий люк был одним из серьезных недостатков первых серийных танков Т-34. Открыть его в такой сложной ситуации было невероятно сложно. Николай Горелов это знал, поэтому перед атакой только лишь прикрыл бронированную створку, но не зафиксировал ее. Но даже сейчас было очень тяжело сдвинуть ее с места. Наконец это получилось. Но при попытке вылезти из башни танкист вдруг почувствовал резкий рывок! Сначала он не понял, в чем дело, и лишь нащупав пальцами шнур радиогарнитуры танкошлема, понял, в чем дело. Его не пускала на волю колодка разъема танкового переговорного устройства! Горелов изо всех сил рванул витой шнур, а потом еще раз, пока колодка не разъединилась. Вперед! — но сил уже почти не оставалось, а снизу уже подбирались жадные языки пламени…
И вдруг сильная рука вцепилась в воротник его теплого танкового комбинезона, буквально за шиворот, словно котенка, выдернула из башни. Гвардии старшина Стеценко пришел на помощь своему командиру! Почти наверняка он должен был погибнуть, когда бронебойный снаряд немецкой самоходки отрикошетил от бронемаски орудия и ударил по крыше отделения управления. Это и убило стрелка-радиста. А механик-водитель все же выжил и даже не был ранен!
Степан Никифорович вытащил Николая Горелова, находящегося в полубессознательном состоянии, из башни подбитого танка и сбросил на землю. А потом и сам кубарем скатился по броне.
Вокруг свистели пули и осколки, но два танкиста, пригибаясь, побежали к ближайшей воронке и плюхнулись в жидкую грязь. И тут же у них за спинами рванул взрыв!
Горелов лежал в воронке и пытался отдышаться. Горло разрывал кашель, очень сильно болели сломанные ребра, голова гудела церковным колоколом.
— Спасибо, Степан Никифорович… — с трудом проговорил Николай. — Выручил ты меня — на том свете уже одной ногой был…
— Ничего, командир, обломается костлявая — поживем еще…
Причудливо переплетается порой фронтовая судьба. В жарком июне 1941 года точно так же из горящего танка тогда еще лейтенант Горелов вытащил старшину Стеценко. Было это под Дубно, в грандиозном и страшном приграничном танковом сражении — в самом начале войны. Тогда они воевали на тяжелом пятибашенном танке Т-35. Люк механика-водителя заклинило от деформации броневых листов. Несмотря на то что вокруг правил бал свинец и каленая иззубренная сталь, лейтенант вытащил из подбитой машины своего фронтового товарища.
Николай Горелов тогда на всю жизнь запомнил этот взгляд: в нем были и благодарность, которую не выразить словами, и облегчение, и огромное желание жить… Теперь вот они поменялись местами.
В воронку, где они залегли, скатились автоматчики в белых маскхалатах.
— Кто такие?!
— Свои, из подбитого танка… Тут капитан ранен, подсобите, мужики, его до медсанбата дотащить.
— Хорошо, идти он может?
— Точно так… Прикройте.
— Сделаем.
Сухо затрещали пистолеты-пулеметы с дырчатыми кожухами стволов и массивными круглыми магазинами. Несколько красноармейцев швырнули гранаты. Раздалось несколько взрывов. Пулеметчик с «дегтярем» дал длинную очередь трассерами по немецким окопам.
Под этот аккомпанемент два танкиста покинули поле боя…
* * *
В медсанбате творился ад кромешный. Раненых было — не перечесть. Здесь были и посеченные осколками, прошитые пулями пехотинцы, и обгоревшие танкисты, и тяжелораненые летчики. Контуженые, раненые, обгоревшие шли сплошным потоком. Потери были страшные, но советские войска продолжали наступать. И не только по приказам командования, но и повинуясь зову сердца — наступательному порыву. Слишком долго они отступали, слишком много было потеряно…
Гитлеровцы сопротивлялись с немыслимой яростью, а их инженерные сооружения были практически непреодолимы, их система огневого подавления — смертоносна! Но коварный враг, захвативший практически всю Европу, не учел, что теперь он воюет с армией, всего год назад сокрушившей «неприступную» линию Маннергейма в Финляндии — такой же суровой зимой!..
