— Ты много чего ещё не видел, Илья, хоть и во многих землях бывал. Только вот дальше торга ты не ходил.
— Твоя правда. Я ведь товар приезжаю покупать, а не смотреть, как его делают.
И такие разговоры у нас теперь были каждый день за обедом. Я чувствовал, что Илья всерьёз заинтересовался моими предложениями.
— Хорошо это всё, что ты говоришь, только денег требует сразу много, а отдача — не скоро.
— Если всерьёз возьмёшься, могу занять.
У Ильи округлились глаза.
— У тебя что — такие деньги есть?
— А сколько надо?
— Не считал точно, но думаю, много — рублей сто. Серебряных, — уточнил он.
— Надо — так будут.
— Гляди-ко, что — хирургия твоя такие барыши тебе приносит?
— В обычной жизни — немного, но если не сидеть сложа руки, можно прилично заработать. Вот оперировал я как-то дочку венецианского дожа, Джульетту, так кучу золотых монет получил.
— Золотых? — охнул Илья.
— Ага, целых пятьсот дукатов.
— Не может быть, покажи.
— Нет у меня сейчас этого золота. А другое есть, и серебро тоже.
Я взял Илью под ручку, провёл в свою комнату, развязал мешок и высыпал его содержимое на постель.
Илья осмотрел каждое изделие, чуть на зуб не попробовал.
— Да, этот мешок дорогого стоит. Верю, что можешь в долг дать. А почему сам за производство не возьмёшься? Меня уговариваешь, а сам?
— Илья, если я займусь производством, кто будет лечить? Мне нравится моё дело, тебе — твоё.
— Какая разница, лишь бы деньги были.
— Э, нет, ошибаешься. Можно быть удачливым купцом, умелым строителем, но если ты не будешь любить своё ремесло, то никогда не достигнешь в нём высот. Вот подумай сам — мог ли каменщик построить Троицкий собор, что в кремле, без любви и таланта?
— Так то собор — его строителями, может, сам Господь руководил. А в долю войдешь?
— Нет уж, Илья. Купец ты знатный, а производством не занимался — опыта нет. Прогоришь ты — плакали мои денежки.
— А говоришь — склонности торговать нету. Ты поперёд меня все риски просчитываешь.
— Коли хочешь попробовать, Илья, начни с малого — создай артель человек на десять работного люда. Денег больших для начала не потребуется. Может — своими обойдёшься, а нет — так мой мешок к твоим услугам.
Мы ударили по рукам.
ГЛАВА VII
Наступила дождливая осень, небо затянуло низкими серыми тучами, из которых на землю лил и лил занудный дождик. Ещё ходили по рекам и озёрам баркасы и ушкуи. Купцы спешили наполнить торговые лабазы товаром.
Дороги уже развезло, они стали непроезжими и почти непроходимыми. Ещё две-три недели, ударят первые морозы, и тогда сообщение между городами прервётся на месяц, пока не окрепнет лёд на реках и землю не покроет снег. Тогда уж только потянутся санные обозы, оживится торговля. А сейчас — почти мёртвый сезон. Горожане сидят по домам, жизнь теплится лишь в мастерских, где кузнецы, гончары, шорники, плотники и прочий мастеровой люд продолжает трудиться так же, как и их отцы и деды.
На такой период прекращаются все и всякие военные действия. Просто невозможно их вести, когда не только пушку нельзя провезти на телеге, а и сами кони увязают по брюхо в грязи.
Вот и мы сидели в уютном доме Ильи. Сам хозяин ненадолго выбирался по своим делам, ко мне ходили пациенты. По вечерам мы устраивали долгие чаепития — под баранки да неспешную беседу. В роли главного рассказчика выступал я, повествуя о странах, где был, и о том, каковы там нравы. Вспоминал интересные истории, иногда рассказывал сказки и легенды. Слушали все с большим интересом — более благодарных слушателей я не встречал. И то — газет, радио и телевидения не было, падёт корова у соседа — на два дня разговоров.
Я всё раздумывал — что делать с ценностями, затопленными в ручье. Достать их и пустить в оборот? В конце концов решил — пусть пока лежат, вода хорошо хранит тайны. Денег на безбедное житьё хватало.
Женскими ласками я тоже не был обделён. Дарья посещала меня почти каждую ночь, а иногда я ухитрялся получить «доппаёк» и с Машей. Даже скорее она с меня — в бане или других непредвиденных местах. И так — вроде жизнь вошла в спокойную колею.
Через месяц, в конце октября, выпал первый снег, приморозило. Потянулись первые санные обозы. Ехали, правда, по подмёрзшим дорогам — реки покрылись ещё пока тонким льдом, но скоро они оденутся в толстую корку ледяного покрова, и тогда — раздолье. Лёд на реках гладкий, едешь — ровно по асфальту, пути короче, так как все города и многие сёла стоят на берегах. Одна опасность — промоины. Не углядишь вовремя — беда, лошадь с санями и грузом уйдут под воду, успеешь вовремя соскочить на лёд — твоё счастье. Поди попробуй побарахтаться в ледяной воде в тулупе и валенках!
Вот таким зимним днём, когда ярко светило солнце и от белизны снега резало в глазах, в ворота постучали. Маша пошла открывать и вернулась слегка растерянная:
— Там немец какой-то, спрашивает лекаря Юрия.
— Эка невидаль, приглашай!
Я счёл, что раз спрашивает лекаря, то, стало быть — пациент новый. Вышел в трапезную, а гость уже валенками стучит в прихожей, оббивая снег. Маша приняла у гостя шубу, и он вошёл в трапезную.
Мама моя, я обомлел! Вот это действительно гость неожиданный. Шенберг, шведский командир, у которого я находился в плену. Рука непроизвольно дёрнулась к поясу — к сабле, которую я дома не носил. Шенберг заметил моё движение, улыбнулся.
— Кажется, я в гостях — не так ли, лекарь Кожин? Здравствуй!
— Здравствуй, Шенберг, извини — имя твоё запамятовал.
— Густав, Густав Шенберг.
— Проходи, садись, Густав. Маша, угощение на стол.
Мы уселись за стол. Я смотрел на Густава, и, признаюсь честно, приятных воспоминаний он не вызывал. Не скажу, что он относился ко мне плохо, но плен — это всегда не лучшие воспоминания. Тем более — тогда, летом, Шенберг выглядел представительнее в мундире с золотым шитьём. Сейчас, в гражданском платье, он имел вид иностранца среднего уровня достатка, не более.
Чтобы заполнить вынужденную паузу, я спросил:
— Каким ветром к нам? Случайно заехал?
— Нет, специально в Псков приехал. Война окончена, подписан мир. Почему не посетить?
— Густав, не юли. Где Швеция и где Псков? Если ко мне, то по какому делу?
— Что-то я проголодался, — ушёл от ответа Шенберг.
К этому времени Маша уже собрала на стол закуски, поставила вино. Я, как хозяин, разлил вино по кружкам, поднял свою:
— За мир между Русью и Швецией!
Мы чокнулись, выпили. Швед опростал свою кружку до дна, перевернул. Традиции наши знает или замёрз в дороге? Мы налегли на закуску, выпили ещё.
