Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179
Пилот взглянул на него, понял и приветливо улыбнулся.
— Смотрите не испугайтесь собственных рассказов.
— Я не боюсь, — с излишней пылкостью заверил Гибсон.
— Хм… — хмыкнул пилот и снизошел до взгляда на часы. Секундная стрелка должна была сделать еще один круг. — Только я бы на вашем месте не хватался так за сиденье. Можете погнуть.
Гибсон покорно откинулся в кресле.
— Конечно, — сказал пилот (он все еще был спокоен, но Гибсон заметил, что теперь он не отрывает взгляда от приборов), — это было бы не так уж приятно, если бы продолжалось подольше… А вот и горючее пошло. Вы не волнуйтесь, при вертикальном старте бывают занятные вещи. Пускай кресло мотается, как ему угодно. Закройте глаза, если так вам лучше. Потерпите. Я говорю: по-тер-пи-те.
Но Мартин Гибсон не внял совету. Он потерял сознание, хотя ускорение еще не превысило ускорения в скоростном лифте.
Он очнулся, и ему стало стыдно. Солнце било в лицо, и он понял, что защитная пластина на панцире соскользнула в сторону. Свет был яркий, но не такой невыносимый, как он ожидал, — только часть лучей просачивалась сквозь темное стекло.
Он взглянул на пилота; тот склонился над пультом и что- то деловито записывал в бортовой журнал. Было очень тихо, только время от времени где-то фыркало, и Гибсону это не понравилось. Он вежливо кашлянул, извещая, что пришел в чувство, и спросил пилота, что это значит.
— Термический эффект в двигателях, — коротко ответил пилот. — Температура там подскочила тысяч на пять градусов, а теперь они быстро охлаждаются. Вам лучше?
— Мне совсем хорошо, — ответил Гибсон. Он действительно так думал. — Можно встать?
— Вам виднее, — недоверчиво сказал пилот. — Только поосторожней. Держитесь за что-нибудь прочное.
Гибсону и правда стало очень хорошо, весело. Наступила минута, которой он ждал всю жизнь. Он в космосе! Конечно, жаль, что он пропустил пуск, но в статьях об этом можно умолчать.
За тысячу километров Земля была еще большая, но как- то разочаровывала. Вскоре он понял почему. Он видел слишком много космических фотографий и фильмов и знал, чего ждать. Облака, как им и полагалось, медленно двигались вокруг земного шара. В центре суша и вода различались очень четко, и бесчисленные подробности были прекрасно видны, а по краям диска все терялось в плотной дымке. Даже прямо под ним многое было непонятно и потому бессмысленно. Конечно, метеоролог очень обрадовался бы, увидев отсюда, сверху, естественную карту погоды; но почти все метеорологи и так сидели на космических станциях, и под ними открывался вид не хуже этого. Скоро Гибсон устал искать города и другие плоды человеческой деятельности. Противно было думать, что за столько тысячелетий человеческая цивилизация не сумела существенно изменить то, что он видел сейчас.
Он посмотрел на звезды и снова разочаровался. Их было много, очень много, но все они казались бледными, тусклыми призраками той сверкающей россыпи, которую он думал узреть. Он знал, что виновато темное стекло — защищая от солнца, оно похитило красоту звезд.
Гибсон даже рассердился. Только в одном отношении надежды его оправдались — приятно было знать, что ты сможешь парить, стоит тебе оттолкнуться пальцем от стен; хотя места для смелых экспериментов явно не хватало. Теперь, когда изобрели специальные таблетки и космическая болезнь отошла в прошлое, невесомость стала прекрасной, как в сказке. Он был этому рад. Как страдали его герои! Он вспомнил первый полет Робина Блейка в полном варианте «Марсианской пыли». Эту книгу он писал под сильным влиянием Лоуренса. (Интересно бы как-нибудь составить список авторов, под чьим влиянием он не находился.)
Без сомнения, никто лучше Лоуренса не описывал физиологических процессов. И вот Гибсон совершенно сознательно решил сразиться с ним его же оружием. Он посвятил целую главу космической болезни, описал все ее симптомы: сперва тебя подташнивает, но тошноту еще можно подавить усилием воли; потом тошнит нестерпимо; потом выворачивает наизнанку; и наконец, наступает спасительное изнеможение. Эта глава была истинным шедевром сурового реализма. К сожалению, осторожные издатели заставили ее изъять. Он так много над ней работал; когда он писал, он действительно пережил все эти ощущения. Даже теперь…
* * *
— Удивительно, — задумчиво сказал врач. — Он прекрасно прошел медицинские испытания, и, несомненно, ему на Земле сделали все прививки. Должно быть, нервное…
— А мне какое дело? — мрачно сказал пилот, следуя за процессией в недра космической станции. — Кто мне вымоет кабину, вот что я хочу знать!
По-видимому, на этот крик души не хотелось отвечать никому, а меньше всех Мартину Гибсону, который смутно различал белые стены, маячившие по сторонам. Вес медленно увеличивался, ласковое тепло разливалось по рукам и ногам. Наконец Гибсон понял, где он. Он был в больничной палате, и мягкое тепло инфракрасных ламп прогревало его насквозь.
— Ну как? — спросил врач.
Гибсон слабо улыбнулся:
— Простите, пожалуйста. Это повторится?
— Я не могу понять, как это вообще случилось. Наши таблетки еще не подводили.
— Полагаю, я сам виноват, — сказал Гибсон. — Понимаете, у меня очень сильное воображение, а я стал думать о симптомах космической болезни — конечно, совершенно отвлеченно — и не заметил, как…
— Прекратите! — резко приказал доктор. — Не то придется вернуть вас на Землю. Забудьте о таких штуках, если собираетесь на Марс. Иначе месяца через три от вас ничего не останется.
Измученный Гибсон вздрогнул. Но ему явно становилось лучше, и ужасы последнего часа уходили в прошлое.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Только выпустите меня из этой духовки, пока я не испекся.
Не совсем уверенно он встал на ноги. Было очень странно здесь, в космосе, чувствовать свой вес. Он вспомнил, что Станция-1 вертится вокруг своей оси, жилые отсеки построены на внешних стенах и центробежная сила создает иллюзию невесомости.
Он подумал, что его Великое Приключение началось не совсем удачно. Но возвращаться нельзя. Дело не только в уважении к себе — если он вернется, это пошатнет его литературную репутацию. Он вздрогнул, представив себе заголовки: «Гибсон вернулся!», «Автор книг о космосе — жертва космической болезни!» Даже в литературных еженедельниках его продернут, а в «Тайм»… нет, и подумать страшно!
— Хорошо, — сказал врач, — что до старта космолета еще двенадцать часов. Я вас отправлю в камеру невесомости и посмотрю, как вы там справитесь.
Гибсон не мог не признать, что это дельная мысль. Раньше он считал себя здоровяком, и до сих пор ему не приходило в голову, что путешествие может оказаться не только неприятным, но и опасным. Легко смеяться над космической болезнью, когда вы сами ее не испытали!
Внутренняя станция — Космическая станция-1, как ее обычно называли, — находилась в двух с лишним тысячах километров от Земли и делала вокруг нее виток за два часа. Это была первая ступенька на пути к звездам. Хотя технически она уже не была нужна, она сильно удешевляла космические полеты. Все рейсы на Луну и на планеты начинались отсюда. Атомные космолеты забирали тут земной груз. Ракеты на химическом горючем связывали станцию с Землей — закон запрещал атомным космолетам подходить к Земле ближе чем на тысячу километров. Многие считали, что и этого мало: радиоактивный выброс мог покрыть это расстояние меньше чем за минуту.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 179
