Проснувшись, я обнаружил, что лежу на подстилке из елового лапника, укрытый собственным плащом, в тепле и, главное, наконец-то под крышей. Некоторое время я нежился, радуясь удобству и уюту. Поднял глаза и понял, что я не в доме — потолок оказался каменный. Протянул руку пощупать пол и нашарил ровный песок. Я сел и опасливо огляделся. Я находился в пещере с низкими сводами, озаренной светом факелов, развешанных по стенам. Воздух тут был сухой и теплый. Пляшущие огни факелов заставили меня вздрогнуть: точно такие же видел я за окном нашей лавки в ночь убийства Иеремии, и тогда они сулили смерть. А сейчас? Прислушавшись, я уловил вой ветра, но где-то вдалеке — должно быть, пещера находилась глубоко в толще скал. Я опять завертел головой. Ого, да тут и очаг имеется, а над ним греется знакомый закопченный чайник! У очага, скрестив ноги, сидел хозяин. Он протянул мне миску, и по пещере разлился знакомый запах.
— Супу хочешь?
Подкрепившись, мы наконец-то смогли спокойно поговорить, и, о чудо, хозяин с готовностью и даже с радостью отвечал на мои вопросы. В пещере Джо стал какой-то другой — не такой озабоченный, что ли. Можно было подумать, будто тут его дом.
— Настало время рассказать правду, — заявил он. — Если нам с тобой и дальше предстоит странствовать вместе, ты должен верить мне, как самому себе. Спрашивай, сейчас самый подходящий момент.
Я растерялся, не знал, с чего начать. От волнения меня затрясло, но вдруг все мысли выстроились по местам, и первый вопрос сам собой соскочил с языка:
— Объясните мне, по каким таким правилам вы живете.
Джо кивнул и неторопливо заговорил:
— Правил всего два, и оба очень просты, но именно из-за простоты их так сложно соблюдать. Думаю, первое тебе известно.
— Да, — подтвердил я и повторил по памяти: — Не вмешиваться в ход событий.
— Совершенно верно. Однако сказанное не означает, что я не в силах повлиять на происходящее. Уже само по себе мое появление в том или ином месте — городе, деревне — меняет будущее, но, куда бы я ни прибыл, каждый, кто встретится со мной, все равно сам отвечает за свои поступки. Из обоих правил это соблюдать гораздо сложнее. Поверь, Ладлоу, я повидал много ужасного, и не вмешиваться невыносимо трудно. Взять хоть Пагус-Парвус — там я едва ли не ежедневно испытывал сильнейшее желание нарушить правило. Тамошние жители отчаянно нуждались в моей помощи, просили о ней, но я вынужден был оставаться глухим к их мольбам. Уж не знаю, чего они от меня добивались, — возможно, хотели, чтобы я убил Гадсона, — хозяин улыбнулся и подмигнул мне, — но все, что я мог — это выслушивать их, снабжать деньгами и надеяться, что они потерпят. Поступи я иначе, дело кончилось бы катастрофой. Dura lex sed lex, помнишь? Закон суров, но это закон.
— А второе правило в чем состоит?
— Ты и второе знаешь, Ладлоу. Каждая живая душа, кто угодно, заслуживает права на спасение, на покаяние, на просьбу о снисхождении и милосердии. Даже такие отъявленные негодяи, как Иеремия Гадсон. Вспомни, когда он явился за книгой, я предоставил ему такую возможность.
Перед глазами у меня возник Гадсон, умоляющий о помощи, и я вздрогнул.
— Разумеется, на самом деле он в моей помощи нимало не нуждался, — продолжал Джо, — и все же я должен был предложить ее Иеремии. Вот ты, помнится, опасался, что, если Гадсон покается, я использую его секрет против него самого. Ладлоу, у меня сердце разрывалось, когда я увидел, что ты перестаешь мне верить, хотя твоя тревога о жителях деревни меня бесконечно тронула. Тогда-то я понял, что не ошибся в тебе, мой мальчик. Ты проявил по отношению к ним преданность, заслуживающую восхищения. Мы всегда действуем во имя людей. Не забывай об этом.
Я кивнул.
— Не стану отрицать, когда я прибыл в Пагус-Парвус, судьба Иеремии Гадсона еще была неясна, однако Гадсон убил себя сам и уже очень давно. Убил собственным эгоизмом, жестокостью, безжалостностью. Я же лишь соблюдал правила, о которых только что сказал тебе, и никогда не нарушал их.
Хозяин взглянул на меня в ожидании очередного вопроса, и я не стал медлить.
— Откуда у вас наследство — ну, деньги, с которыми вы открыли дело в деревне?
— Они достались мне от покойника, как ты и предположил, однако подожди обвинять меня в обмане. Все совершилось абсолютно законным путем. До приезда в Пагус-Парвус я некоторое время прожил в приграничном городишке. Дело мое там процветало. Кстати, часть историй из этого городка содержится в самом начале черной книга. Например, есть одна особенно интересная — исповедь некоего гробовщика…
Уши у меня запылали, я съежился и закрыл лицо руками.
— Так вы все знали! — охнул я.
Джо беззлобно усмехнулся:
— Разумеется. Когда я вернулся, у тебя вся правда была написана на лице крупными буквами.
— Вы не сердитесь? — умоляюще спросил я.
— Тогда, кажется, рассердился, но ненадолго, и больше на тебя, чем на Полли. Но, по крайней мере, ты читал с начала.
— А мы тогда прочли одну историю и больше не смогли. Не по себе сделалось ужасно! — признался я.
— Очень рад этому обстоятельству, — засмеялся Джо. — Так и подобает. Мне тогда ничего не стоило заставить тебя сознаться, но я подумал — пусть-ка потерзается совестью, ему полезно. А что касается хранения книги под твоим тюфяком, то, полагаю, каждую ночь чувствовать ее под боком было для тебя достаточным наказанием. Как я говорил, quae nocent docent.
Это латинское изречение стояло в конце исповеди гробовщика, вспомнил я.
— Что мучит, то и учит, — перевел хозяин.
Но теперь я чувствовал себя еще хуже.
— А что случилось в том городке? — спросил я, решив вызнать все.
— Я прожил там месяц с лишним и узнал, что местный аптекарь намеренно отравляет своих покупателей, чтобы завладеть их ценностями, имуществом и деньгами. После его смерти местные жители вознаградили меня изрядной частью того, что он успел наворовать. И я пустился в путь.
— Аптекарь умер? А отчего? — не понял я.
— Клянусь тебе, не от моей руки, — твердо сказал Джо.
— Тогда как? Тоже отравился пирогом?
Джо рассмеялся и объяснил:
— Нет, аптекаря свел в могилу простой несчастный случай, уверяю тебя. Но не будем об этом. Сейчас нас ждут важные дела. Поднимайся и ступай за мной.
С этими словами хозяин взгромоздил на плечо свой сак и направился в дальний угол пещеры. Только теперь я заметил, что там открывался тоннель, уходивший неизвестно куда, — темный, узкий, на входе в который я замешкался. Но Джо уже углубился в тоннель, так что я собрался с духом, снял со стены факел и поспешил за хозяином.
