Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
В своих исследованиях, проанализировав тексты Токаревой объёмом в 2051 страницу (заметим, что только перечисленные произведения Юрия Полякова занимают 3431 страницу), Н.М. Калашникова пишет: «В среднем у В. Токаревой одно обобщающее высказывание приходится на 2,94 страницы, у Л. Петрушевской — на 17,88, у В. Войновича — на 21,29, у В. Аксёнова — на 20,2. Основываясь уже на этих простейших статистических данных, можно утверждать, что афоризм — неотъемлемый и характерный элемент стиля В. Токаревой».
А теперь, как любит восклицать со сцены писатель-сатирик Михаил Задорнов: «Готовы?» Произведя несложные математические вычисления, получаем, что в прозе Юрия Полякова один афоризм приходится — «Готовы?!» — на 1,85 страницы! То есть, грубо говоря, каждые 2 страницы текста украшены афористической изюминкой.
Здесь внимательный читатель и вдумчивый почитатель творчества Юрия Михайловича может удивлённо воскликнуть: «Неужели в искромётном «Гипсовом трубаче» плотность афоризмов меньше, чем в «Замыслил я побег…», «Грибном царе» или «Апофегее»?»
Нет, на самом деле, конечно, больше. Просто, если «мелкий шрифт — орудие мошенников» («Гипсовый трубач»), то крупный шрифт — уловка издателей. И если бы «Трубач» был напечатан шрифтом «Апофегея», то мы получили бы коэффициент, близкий к 1,00!
Но в конце-то концов, не надо так уж придираться, когда речь идёт не о выверенном до последнего слова приговоре суда, а о таланте Юрия Полякова насыщать свои произведения афоризмами! Сами понимаете, что полученные данные в достаточной степени условны, на что старый ворчун Сен-Жон Перс вполне бы мог справедливо заметить: «Лучше получить условные данные, чем условный срок».
Да и вообще, пора оставить математику в покое! Она своё дело сделала. Соврать (в данном случае выразимся несколько мягче — «быть голословным») не дала.
Философ иронизма
В статье «Паруса несвободы», опубликованной без малого 20 лет назад, в октябре 1994 года, Юрий Поляков написал: «Я не изучаю Россию, я живу в ней…» И он, как и все мы, видит и очень остро чувствует, что в ней происходит. Но в отличие от большинства из нас, тоже живущих и тоже многое видящих и чувствующих, но не имеющих таланта ярко выразить свои ощущения и переживания на бумаге, Юрий Поляков делает это блестяще.
В концентрированном, отточенно-чеканном (или, наоборот, в игриво-весёлом) виде его переживания и умозаключения реализуются в афоризмах, семантическое поле которых простирается от «вечных» вопросов мироустройства до, на первый взгляд, сиюминутных, приземлённо-бытовых. Но не будем забывать, что афористика такой уникальный литературный жанр, который в руках мастера способен любую сиюминутность и кажущуюся незначительность превратить если не в аксиому, то в теорему, достойную того, чтобы её записали золотыми буквами.
Афоризмам Юрия Полякова абсолютно не свойственны дидактизм, нравоучения и морализаторство. Они скорее общефилософского плана с явным тяготением к иронии, юмору, сатире, где-то, может, даже сарказму и гротеску. Но чего они напрочь лишены, так это глумливости, пошлости и скабрезности. Я бы назвал Юрия Полякова «философом иронизма», поставив в один ряд с Ларошфуко, Оскаром Уайльдом, Бернардом Шоу, Станиславом Ежи Лецем и противопоставив мрачноватому «философу пессимизма» Шопенгауэру.
Мастерство Полякова-афориста состоит в том, что через призму иронии он может рассматривать практически все базовые концепты этнокультурного сознания. Но при этом он сам делает существенное пояснение: «Ирония приличного человека предполагает прежде всего самоиронию. Это как бы нравственное условие, дающее право смеяться над другими, точнее — и над другими. Этот маленький союзик «и» имеет огромное моральное, этическое значение! Потеряй его — и тогда можно иронизировать, а верней, уже глумиться над чем угодно, даже над тем, что по крайней мере в христианской этике табуировано, например, над смертью, пусть даже врага» («Порнократия»), А высшей точкой, квинтэссенцией самоиронии Юрия Полякова может служить афоризм, который он вложил в уста Сен-Жон Перса: «Ирония — последнее прибежище неудачника» («Гипсовый трубач»).
Для примера тонкой иронии афоризмов Юрия Полякова возьмём всего один, но ключевой концепт. Тот, который, согласно известному высказыванию Максима Горького, «звучит гордо».
«Человек помнит, к сожалению, гораздо больше, чем это необходимо для счастья…» («Гипсовый трубач»), «Незлобив русский человек: ушла жена, тиранит начальство, а он лишь сожмёт зубы и выполняет долг перед Отечеством» («Демгородок»), «Две вещи в жизни человека необъяснимы: почему он пьёт и почему он пишет стихи» («Пророк»), «Человеку, влюблённому в Кандинского, я бы не доверил должности шпалоукладчика» («Гипсовый трубач»), «Русский человек последователен — он должен напиться до ненависти к водке» («Замыслил я побег…»). «Как же искусен, хитёр и затейлив может быть человек крадущий!» («Грибной царь»), «Нет, постель — ещё не любовь. Слияние тел — всего лишь грубое, физическое подтверждение слияния душ. Просто человек так нелепо устроен, что свою душевную нежность вынужден выражать через грубые плотские порывы. Но ещё можно любить глазами…» («Женщины без границ (он, она, они)»). «Счастливый человек всегда не в себе… Он весь — в другом человеке, в том, кого любит. К сожалению, потом люди обычно приходят в себя» («Левая грудь Афродиты»),
Что и говорить, «блистательный щит иронии» («Порнократия»)!..
От прапорщика к… нобелианту
Как вы уже знаете, с лёгкой руки Н.Т. Федоренко и Л.И. Сокольской афоризмы совершенно логично подразделяются на вводные и обособленные. Третьего, как ни крути, не дано!
С обособленными всё ясно: вот автор — вот его «Максимы», вот другой — и вот его «Опыты», третий — «Непричёсанные мысли», четвёртый — «Отрывки из ненаписанного», пятый — … Продолжать можно долго. Хотел было польстить жанру, написав, «почти до бесконечности», но, увы, по-настоящему ценная «афористическая бесконечность» ограничена десятками, в лучшем случае парой-тройкой сотен томов.
В книгах обособленных афоризмов (настоящие из них, которые потом входят в «бесконечность», пишутся годами, а то и десятилетиями) автор перед читателями предстаёт как на ладони вместе со своим философско-эстетическим отражением жизни в целом и окружающей действительности, в частности. И картина авторского мира, пусть с какими-то даже существенными девиациями, вырисовывается, если не чётко фиксированной, то в достаточной степени определённой.
С вводными афоризмами дело обстоит гораздо сложнее. Но и гораздо интереснее. Путешествуя по вводным афоризмам, мы можем проследить, как автор от произведения к произведению творчески взрослел, умнел (или глупел, исписывался, но такой автор для читателей быстро перестаёт быть интересным!), как менялось его мироощущение и мировосприятие.
В предисловии к своему двухтомнику, вышедшему в 1994 году, пытаясь объяснить, почему под одной обложной помещены на первый взгляд произведения взаимоисключающие: «Сто дней до приказа» и «Между двумя морями», «ЧП районного масштаба» и стихи, «где те же подробности юности осмысливаются в ином свете», — Юрий Поляков пишет: «Никакого внутреннего противоречия тут нет, а есть всего лишь стремление хотя бы на самом элементарном уровне приблизиться к неоднозначности жизни».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
