Утром Аврора встала пораньше, чтобы сходить на рынок Бокерия. Она знала одну лавочку, где можно найти все ингредиенты для приготовления настоящего колумбийского супа ахиако[15], который она обещала Клеменсии. С тех пор как их встречи приняли кулинарный оборот, у старушки начались удивительные просветления. В последний раз, отведав лепешек с арекипе[16], она стала звать Аврору по имени и казалась вполне вменяемой. Увы, едва праздник чревоугодия завершался, железная дверь забвения захлопывалась вновь. Однако терпение и целеустремленность Авроры не знали границ.
Она закупила все, что нужно: цыпленка, три вида картофеля, кукурузу в початках, пряности, авокадо, сливки и большой кулек каперсов — на последнем пункте Клеменсия настаивала особо. Главное, сказала она, побольше каперсов, пожалуйста! Директор дома престарелых позволила ей воспользоваться кухней в обмен на обещание угостить тарелочкой деликатеса каждую из медсестер. Аврора так часто приходила, что персонал, похоже, принял ее в свои ряды.
Когда суп достаточно загустел, Аврора выключила плиту. Едва учуяв пряный запах супа, Клеменсия встрепенулась и пришла в себя.
— Какую вкуснятину ты мне принесла, Аврорита, лапушка моя! Все-то у тебя выходит на славу.
— Вот и посмотрим, удастся ли мне тебя порадовать. Мама всегда говорила: живот полон — сердце радуется. Только с ней эта поговорка не работала, она, как бы вкусно ни поела, веселее не становилась. После обеда я всегда внимательно так смотрела на нее: вдруг замечу перемену? Но ничего не менялось. Все тот же грустный взгляд, усталость в каждом движении.
— Ох, девочка моя... попытайся же понять. Твоя мама никогда не была счастлива. Ее выдали замуж против воли.
— Не может такого быть. Мой дедушка был очень добрый человек.
— Бессердечный он был. Ко всем мольбам твоей матери оставался глух.
— А бабушка?
— Трусиха. Никогда ему не перечила, боялась его гнева.
— А мама не боялась?
Этот вопрос Клеменсия не удостоила ответом, зато задала свой:
— А ты? Ты счастлива с Мариано?
Аврора ушам своим не поверила: старушка вспомнила имя ее мужа!
— Да кто в этой жизни счастлив, Клеменсия? Ты вот столько всего повидала, пережила, скажи, ты веришь, что на свете есть счастье?
— Зависит от того, что под счастьем понимать. Мое состояло в том, чтобы прожить жизнь с Элизео. Ничего другого я у небес не просила, только быть рядом с ним. И да, я была счастлива. Так что мое счастье, как видишь, простое, женское. А твое?
— Если ты имеешь в виду любовь, то такой, как я ее себе представляла, у меня не было. Или я просто мечтала о невозможном — трепетать от страсти каждой клеточкой своего существа, что-то в таком роде. Но, быть может, мои простые, невзыскательные отношения с мужем и есть настоящая любовь. Одно я знаю точно: мой внутренний рояль никогда не пел для него. Зато я научилась играть на обычном, и он неизменно приносит мне мою долю радости.
— И как научилась, девочка моя! Я же тебя слушала когда-то. Ты играешь точь-в-точь как Жоан Дольгут. Необыкновенный пианист... Мне повезло, я слышала, как он исполняет свои сонаты. Он ведь и сам сочинял, у него музыка прямо сочилась из пальцев. Мама тебе о нем рассказывала?
— Никогда.
Клеменсия задумчиво кивнула и попыталась сменить тему, но не тут-то было. Когда она с детским простодушием потянулась за добавкой, Аврора попросила:
— Расскажи мне ты. Пожалуйста!
— Ни дать ни взять влюбленные подростки они были. Встретив его, она как будто вернулась к жизни. Жаль, ты не могла этого видеть моими глазами, ведь старики видят иначе, чем молодые. Морщины существуют только в воображении юных, они морщин боятся. А почему боятся? Потому что не понимают. — Она прервалась, чтобы добавить каперсов в тарелку, затем продолжила: — Мы же смотрим сквозь время. Должны ведь быть какие-то преимущества у наших преклонных лет, не так ли? Мы видим возраст не плоти, но души. Так вот, что у Соледад, что у Жоана душа была юная, нежная... потому и любили они друг друга беззаветно.
— Они знали друг друга раньше?
— Всю жизнь. Еще до рождения. Если уж судьба тебе кого предназначает... И даже если ты встречаешь его поздно... хотя — что значит «поздно»? Поздно становится, когда человек думает, что поздно, согласна? — Аврора молча кивнула, боясь неосторожным словом сбить старушку с мысли. — Вот смотри, сейчас для утра уже поздно, почти два пополудни. Зато для вечера еще совсем рано. Все зависит от того, из какого угла тебе удобнее смотреть.
— Ты знаешь, зачем они, несмотря на то что так любили друг друга... покончили с собой? — Аврора с трудом заставила себя называть вещи своими именами.
— Понятия не имею. Может быть, чтобы жизнь их больше не разлучила.
— И как протекали их отношения?
— Душа в душу. Это не просто слова: они ставили душу выше тела, иначе не встретились бы после того, как потеряли друг друга. Только если душа, не тело, направляет поиск, возможно обрести истинную любовь, в противном случае рискуешь сбиться с пути. Они наслаждались каждым мгновением и, по-моему, прожили за несколько месяцев целую жизнь. Их поглотила любовь — не зря ее сравнивают с пылающим костром...
— Но почему же она ничего мне не сказала? — Видя, что Клеменсия старательно вычерпывает последние капли супа, Аврора подлила ей еще.
— Потому что это их личное дело, разве нет? Одно могу сказать тебе точно: после их первой встречи она не ходила больше ни в хор, ни в церковь, ни даже в магазин. Только и делала что пела да готовилась к свадьбе, ни дать ни взять девица на выданье.
Клеменсия закончила трапезу и, как Аврора ни уговаривала, от очередной добавки наотрез отказалась.
— У меня живот уже как барабан! — рассмеялась она. — Еще ложечка, и лопну, ей-богу!
Аврора пыталась задавать еще вопросы, но источник воспоминаний иссяк, едва опустела тарелка.
Она успела полюбить Клеменсию. Эта старушка уже была для нее не просто давней подругой матери, не просто источником вожделенных, пусть и отрывочных сведений, но доброй тетушкой, которой ей так не хватало в детстве. Собственные родственники всегда оставались расплывчатым пятном за тридевять земель, среди буйной зелени чужого континента.
Представляя свою мать влюбленной, Аврора чуть заметно улыбнулась. Прекрасно, должно быть, отдаться любви без оглядки, как эти двое в последние месяцы жизни. Сгореть дотла в ее пламени, ни от кого не прячась, ничего не прося. Что они, старики, при этом чувствовали? Была ли между ними близость? Чем переполнялись их сердца на пути в мир иной? Что означал для них этот акт отречения от бренного бытия?
