Книга Бабл-гам - Лолита Пий

Тут раздался телефонный звонок.

Я подскочила, медленно-медленно отложила пушку, и музыка тут же смолкла. Несколько секунд, несколько минут, а может, часов я стояла огорошенная, а звонок звучал настойчиво, пронзительно, посреди пустоты. Я не снимала трубку. Звонок обрывался, потом заливался снова. Дождь кончился. Я зажгла сигарету. Думать не хотелось. Я сняла трубку:

— Алло.

— Алло, Манон?

Голос ничего мне не говорил, мужчина, нестарый, восточноевропейский акцент.

— Да, — сказала я.

— Это по поводу проб… Вы сейчас должны приехать на пробы. Внизу вас ждет машина, вас отвезут.

— Какие пробы? Вы о чем? Вы кто?

— Ваше фото сохранилось. Вы сейчас должны приехать на пробы. Внизу вас ждет машина, вас отвезут…

— Я не посылала никаких фото.

— Вы считаете, что в вашем положении еще можно спорить? У вас есть хоть малейшее представление о том, что значит выражение «больше нечего терять»?

— У меня умер отец, — ответила я, чтобы он отвязался.

— Это неправда, все неправда! — воскликнул он почти возмущенно и повесил трубку.

У подъезда действительно ждала машина, черный «мерседес», не внушающий доверия. Но я доверилась, потому что, с одной стороны, как утверждал Голос, мне больше нечего было терять, а с другой — я взяла с собой пушку. Тачка ехала по направлению к VIII округу, а я и так и сяк вертела в голове слово «КОНЕЦ» с этой чертовой таблички, и так и сяк вспоминала заявление Голоса: «Это неправда, все неправда!» У меня не было больше ни достоинства, ни надежды, не было даже квартиры. Какая-то странная машина везла меня неизвестно куда, было восемь вечера, пробки рассосались. Я только что избежала радиоуправляемого самоубийства. Да и вообще я ничему не удивлялась с того рокового утра в «Рице», когда вышла из двухлетней комы, когда поняла, что так или иначе мой мозг серьезно не в порядке. Я спросила себя, какого черта делаю тут, в этой взятой напрокат тачке, разве что снова испытываю радость оттого, что меня везут, меня, которая больше ничего не ждет и не хочет ничего ждать. А потом поняла, что просто ищу здесь ответы на свои вопросы, но тут машина затормозила перед большим подъездом с черной кованой дверью, посередине бульвара Осман.

Тип, сидевший за рулем, вышел одновременно со мной. Облокотившись на дверцу, он закурил.

— Вход во дворе, — бросил он, разглядывая меня.

Дверь была открыта, я вошла.

— Эй, — сказал он вслед, — я тут, я вас жду.

— Спасибо, — ответила я.

— Отвезу, куда захотите.

Я прошла двор. Он был мощеный, фонари еле горели, всюду стоял запах сырого дерева, а наверху кто-то играл на рояле отрывок из «Берлина» Лу Рида и фальшиво пел.

Дверь была только одна, а из зашторенных окон с решетками пробивались тонкие лучики света. «Звоните и входите». Я вошла не позвонив.

Внутри был офис, в точности похожий на офис. Приемная с телефоном, вульгарная брюнетка шлифует ногти. Черный кожаный диванчик. Низенький столик, на нем газеты. Кофейный автомат. Темный коридор ведет к закрытым дверям.

— Вы Манон? — спросила девица за стойкой.

— Да, — ответила я.

— Он примет вас через несколько минут. Присядьте.

Девица нацепила очки и пальто. Мне показалось, что я ее знаю.

— Можно мне кофе? — спросила я, когда она уже взялась за ручку двери.

— Конечно.

Она направилась к автомату, вставила в него ключ, потом монетку, и поскольку ничего не полилось, постучала его сбоку тыльной стороной руки; удары странно отдавались в пустом помещении.

— Вечно с ним так, — произнесла она со смущенной улыбкой.

— Ничего страшного, — ответила я, но она уже ушла.

Несколько минут я походила по офису. Выкурила сигарету. Рассмотрела себя в зеркало. Над столом висела камера видеонаблюдения, и это удержало меня от намерения порыться в ящиках. Прождала полчаса, не зная точно, положит ли кто-нибудь или что-нибудь конец моему ожиданию. Тем не менее я ждала, потому что хотела получить ответ. Наверху человек, игравший «Берлин», делал успехи. Я взглянула на журнальный столик: там лежали одни английские экономические журналы, но в конце концов, на мое счастье, среди них попался старый, прошлогодний «Матч». Я проглядела его и вспомнила, что однажды его уже читала. Мне было скучно, и я перечитала его заново. Перечитала статью о старом певце, рецензию на забытый бестселлер, объявление о выставке Модильяни, которую я пропустила, прогнозы по поводу войны, которая таки разразилась, я дошла до конца и, глядя на часы на стене, скорее угадала, чем увидела собственное лицо на последней странице.

На фото я еще брюнетка, волосы разлетелись, вид нервный. На мне черный зашнурованный лиф, и я сразу вспоминаю, что он от Дольче, а рядом со мной, с кривой усмешкой, позирует Дерек. Рядом со мной позирует Дерек, и вечер этот явно удался, потому что я узнаю Бритни Спирс, Вернера Шрейера, «мисс Францию», Джоя Старра и Данни Миноуг, все выглядят вдрызг пьяными и обдолбанными. «Дерек Делано и его новая подружка», — гласит подпись, а рядом, в сопроводиловке, среди прочих разглагольствований, читаю:

Неужели сердце самого завидного жениха Европы уже занято? Миллиардер Дерек Делано, редко показывавшийся на публике в последние месяцы, наконец появился, улыбающийся и, что интересно, не

один, на приеме по случаю выпуска последней своей игрушки — потрясающего мобильного телефона, пишущего DVD. На вопросы о загадочной девушке, словно приклеенной к его руке, он лишь усмехается, когда его спрашивают о помолвке, загадочно молчит и вдруг обрывает разговор, объявив: «Это в своем роде моя нон-муза».

Я бросила журнал в сумку, где уже лежал револьвер и табличка «конец», не пытаясь больше понять, есть ли еще люди в этом странном офисе, мне было плевать, я искала ответы — я их нашла.

— Займись чем-нибудь поумней! — крикнула я со двора придурку, калечившему Лу Рида, и побежала к выходу.

Я нашла ответы, почти все, какие хотела, даже на вопросы, которые давно перестала себе задавать, но оставался один, самый главный, я хотела разрешить его любой ценой, и вопрос этот был: «Почему?»

Водитель затоптал окурок, он был на месте, он ждал меня. Я ввалилась в тачку и хлопнула дверцей:

— В «Риц».