– Какое правильное определение... Связь, - усмехнулся я.
– То есть, это всё-таки правда?
– Она просто любила решать проблемы с помощью своего тела. Услуга за услугу. А со мной немного задержалась... Не знаю. Может просто ей понравилось со мной. Или привыкла, - почему я нёс такой бред? Будто злился на Катю, как она мне и велела. Говорила, чтобы я думал о ней плохо... Но я ведь не думал о ней так!
– Ладно... Вы много выпили. Я спрошу вас об этом, когда вы придёте в себя, - вздохнула Алиса, и собралась уже уходить, но я схватил её за руку, немного разозлившись от такого снисхождения.
– Ты хочешь обвинить меня в её исчезновении? Да, я спал с ней. Да, она не хотела большего. Но даже в отместку, я бы ничего ей не сделал. И не поднимай этот вопрос. Здесь замешаны не только мы, и у тебя возникнут проблемы, - я отпустил её и уселся на снег. Почему-то меня вдруг осенило, что ректор вполне мог оказаться причиной исчезновения моей девочки. – Меня просто распирает от злости... Она, скорей всего, просто сбежала. Ей так легче... А мне выть хочется... Пусть только вернётся, я ей устрою... Отшлёпаю так, что маньяк ей милым мальчиком покажется.
Я наговорил множество глупостей, окончательно сбив с толку Чехову, но откуда взяться умным мыслям в пьяной голове? Я не был зол на снежинку, но... Всё, что она мне говорила о себе, я воспроизвёл Алисе, как безусловную правду.
Когда на следующий день я проснулся, протрезвевший, но ужасно уставший, то вдруг подумал об одном моменте. О ком так плохо отзывалась Катя? С кем она меня сравнивала? Из-за кого бросила музучилище? Схватил телефон, набрал старосту из Катькиной группы, узнал у неё номер Алисы, которой сразу же позвонил.
– Чехова, привет, - поздоровался я, но в трубке воцарилась пауза.
– Это кто? - наконец, спросила Чехова озадаченным голосом.
– Алиса, раздупляйся скорее. Глеб Георгиевич Хлыстов беспокоит.
– Я вас слушаю. Что-то о Кате вспомнили?
– Она до меда училась в музыкальном, так ведь?
– Так. Ушла после первого курса.
– Вот. Но почему ушла?
– Я не знаю. Говорила, что разонравилось. Неперспективная работа.
– Чушь. Вы вообще подруги или как? - не выдержал я.
– Я за всё это время и подумать не могла, что вы вместе. Поэтому, сомневаюсь, что была для неё подругой, с которой она могла быть откровенной. Катя ничего мне не рассказывала о себе, - строго пояснила Чехова, и я разочарованно вздохнул.
– Вот дерьмо... Она упоминала о предательстве. Кто-то плохо с ней обошёлся в училище. Возможно, какой-то одногруппник или преподаватель. Не знаю... Может, у неё есть ещё какие-нибудь подруги? Более раннего периода?
– У меня есть номер её одногруппницы Ани. Может, она что-то знает об этом.
Всё утро я провёл на телефоне, и когда уже созвонился с этой Аней, то поднял свою задницу с дивана и отправился в музыкальное училище. Главное, не сорваться. Не убить его. Иначе, я так и не узнаю, причастен ли он к тому, что происходит. Влетел в холл этой шараги, и потребовал на так называемом ресепшене, чтобы пригласили Максима Александровича, преподавателя игры на фортепиано, мать его... Видимо, я не совсем был убедителен, когда просил об этом, потому что пришлось долго уговаривать и даже применить коррупцию. Но дело было сделано. Этот осёл оказался напротив меня. Типичный интеллигентный лауреат, вероятнее всего, гнилой внутри, как домашнее яблоко.
– Добрый день. Кто меня так сильно хотел видеть? - фальшиво улыбнулся этот смазливый пацан лет тридцати. И когда он только успел окрутить мою девочку, когда у него самого молоко на губах не отсохло?
– Здравствуйте, - сдержанно произнёс я. Не сейчас. Не при всех. – Ваш коллега, преподаватель.
– Как неожиданно. И чем обязан? - любезно продолжил он, будто действительно был рад.
– Отойдём немного в сторону?
– Конечно, пойдёмте в мой кабинет.
Я как на шарнирах направился за ним, понимая, как здорово то, что нас никто не увидит. Мы вошли в его каморку, и меня вдруг охватила ревность. Трахал ли он мою Катю здесь? Вот на этом столе... Представил её такой, какой она была со мной, но только под ним и здесь. Да твою мать! Выбросил эту дрянь из головы. Катя только моя, и к этому слизню никакого отношения больше не имеет.
– Я вас слушаю.
– Когда вы в последний раз видели Екатерину Аникееву?
– Кого, прошу прощения? - вот сука. Он даже не помнит её.
– Она училась здесь пять лет назад.
– Вероятно, пять лет назад и видел, - пожал он плечами, дружелюбно улыбаясь. Интересно, его мимика бывает другой? – Но честно, так сразу и не вспомню, о ком конкретно вы говорите.
– Вот посмотрите, о ком я говорю, - я быстро открыл фото с Катей на смартфоне и показал этому индюку.
– Снежинка? - усмехнулся этот петух, и внутри меня всё взорвалось.
Что за херня? Как он смеет так её называть? Я схватил пианиста за воротник и прижал к стене, немного приподняв. Этот дрыщ был лёгким, как пушинка.
– Что происходит? - ну неужели! Его улыбка исчезла.
– Ты что сучок несёшь? Какая она тебе снежинка? Только я так могу называть свою девочку, а твой сраный язык пусть даже не смеет произносить ни эту кличку, ни её имя, - сцепив зубы, шипел я, опасаясь, что этот молокосос сейчас обмочится и заденет меня. – Когда ты видел её в последний раз, сопля интеллигентная?
– Я же говорю... Пять лет назад. Она ушла после первого курса.
– Из-за тебя, сука, ушла! - я впечатал его в стену с новой силой. Надеюсь, никто не придет сюда раньше, чем мы договорим. – Что ты ей сделал? - я и так знал ответ на этот вопрос, Аня всё мне рассказала, но пусть этот засранец воспроизведет это вслух. Если он не соврет, то возможно, и обо всём остальном скажет правду.
– Мы просто поссорились! Она восприняла всё слишком серьёзно.
– Врёшь. Попытка номер два, - и снова удар в стену.
– Она влюбилась в меня. Я не могу отвечать всем влюблённым студенткам взаимностью, - заикаясь, ответил он.
– Ещё говори, мой хороший, до правды совсем немного осталось.
