сторону. Они молча дошли до госпиталя: Рат прядал ушами и мерно ступал, чтобы не доставить боли своему хозяину, Глеб не выпускал из-под ладони смуглую ступню, мысленно прощаясь со своим маленьким другом, а Баро ехал, опустив голову, чтобы скрыть слезы, которые лились из глаз ручьем.
У госпиталя их встретила испуганная Клара Львовна:
– Ох, Баро, ты так меня напугал! Нельзя сбегать из лазарета, ты ведь на лечении. Завтра утром отправят эшелон с ранеными в тыл, тебе надо оформить документы, идем к доктору.
Глеб нежно снял мальчишку с коня, обнял на прощанье и занес в здание госпиталя. Он взобрался на коня и, как учил его цыганенок, приказал:
– Джя!
Рат вскинул большую голову и ударил копытами, соскучившись по скачке. Скакун рванул по весь опор по сельской улице вперед к окраине села. Баро долго провожал взглядом больших черных глаз всадника и жеребца, пока те окончательно не растворились в серых подступающих сумерках.
Пока Рат нес разведчика по проселочным дорогам, тот вспоминал карту местности, пытаясь определить, в какой из населенных пунктов направился офицер Нойман. Он решил объехать передний край деревушек и поселений, которые были расположены ближе остальных к границе двух фронтов. В первый пункт назначения, хутор Добрянка, он въезжал уже затемно. На въезде его не остановил патруль или охрана, военные не стали располагаться в крошечном хуторе в пару десятков домов из-за его удаленности от дорог. Здесь остались лишь местные жители, которые побоялись открывать дверь незнакомцу. В окно или через забор они отвечали Глебу на его вопросы, никто не видел ничего необычного, не приметил чужаков. Разведчик решил пройтись по руинам сожженных и разбитых домов, которые покинули их жильцы. Напоследок капитан решил проверить, не скрывается ли беглец там. Но все было безуспешно, никаких следов человека, только ветер ворошил золу среди развалин. В одном из двориков сохранился сарай, в котором была солома.
Капитан покормил ею Рата.
– Давай жуй. Надо подкрепиться, жуй, Рат, с собой еще наберем для тебя провианта, всю ночь нам с тобой ехать дальше от села к селу, – вполголоса объяснял свой замысел Глеб жеребцу, пока тот шуршал сухими стеблями.
Вдруг что-то темное мелькнуло на соседнем пустом огородике, на черном пятне еще голой почвы явно кто-то шевелился. Разведчик отреагировал мгновенно, он присел на корточки, чтобы укрыться за постройкой, и потянул вниз узду. Послушный конь опустился бесшумно на землю и перестал жевать. Глеб заглянул за угол, чтобы рассмотреть получше, что происходит у соседнего дома. Тот был явно обитаем: на маленьком наделе земли не было мусора; у двери на чистом крыльце стояли кирзовые сапоги, а в окне горел огонек керосинки.
Капитан долго всматривался в движения фигуры на огороде. Это был мужчина в длинном пальто, по силуэту разведчик определил знакомый покрой немецкой формы для офицерского состава. Когда крадущийся человек подобрался к крыльцу совсем близко, лунный свет отразился от стекла и на секунду осветил его лицо. Кулаки капитана Шубина сжались – это Нойман! Его предположения оказались верны, предатель и беглец пробрался на советскую территорию, рассчитывая укрыться здесь от преследования СС за гибель роты бронетехники. По всей видимости, голод выгнал его из укрытия, и теперь, позабыв о своем высокомерии и осторожности, фашист решил добыть себе пропитание у мирного населения.
Глеб не стал выдавать себя движением или окриком. Он дождался, пока лейтенант проберется, словно ящерица, почти ползком в дом, а потом одним движением перемахнул через ограду и кинулся к крыльцу. В пять шагов капитан оказался в доме, он выхватил табельный пистолет и пинком распахнул дверь из сеней в комнату:
– Hände hoch![10]
От его неожиданного появления закричала женщина, которую удерживал одной рукой Нойман.
– Hände hoch! – Грохнул выстрел в потолок, а потом дуло пистолета снова уставилось на немца.
Тот оттолкнул в сторону женщину и поднял руки:
– Тише, тише, Кох, или как там тебя зовут. Не пали. Видишь, я все делаю, как ты прикажешь!
– Legen![11]
По приказу разведчика лейтенант Нойман лег на дощатый пол. Глеб ощупал его карманы и вытащил браунинг. Он покосился на женщину, которая в страхе забилась в угол. В темноте он не мог рассмотреть ее лица.
– Не бойтесь, он вас не тронет. Это беглый немецкий офицер.
Несчастная молчала, лишь тонко всхлипывала, боясь пошевелиться.
Шубин попросил:
– Принесите веревку или ремень, чтобы связать пленного. Я сдам его властям.
Темная фигура в углу зашевелилась.
Нойман, лежащий на полу, зло прошипел:
– Зачем тебе это нужно? Что ты хочешь получить, орден? Я дам тебе больше. Золото. Ты сможешь купить себе все, что пожелаешь. – Он поднял голову, в глазах горела ненависть к настырному русскому офицеру. – Ты же обещал, ты дал слово, что отпустишь меня.
– Я сдержал его! – отчеканил капитан. – А ты – нет! Ты солгал мне, солгал своим танкистам. Ты предал дважды, себя, свою офицерскую честь и своих людей, их доверие.
– Тебе-то что, – огрызнулся лейтенант. – Ты получил то, что хотел. Славу, победу и награды от советской власти. Какого черта ты меня преследуешь, что ты прицепился? Я просто хочу свободы от всех этих войн и приказов. Мне не нравится быть военным, понял? Никого не трону, не убью, отпусти, и я исчезну, будто никогда не существовал. За что ты меня хочешь убить, я не сделал тебе ничего плохого!
– Мне – ничего, но моим товарищам – сделал. А еще ты убил своих бойцов. Ты позоришь звание офицера, ты не человек, а животное, которое не знает ни жалости, ни совести! Я не буду убивать тебя, но ты предстанешь перед военным трибуналом и ответишь за все свои преступления! И даже за эту несчастную женщину, которую ты хотел ограбить, забрать у нее последние крохи еды.
Шубин вспылил не на шутку от наглости Ноймана, который не только не раскаивался в своих поступках, а, наоборот, злился на него, считая себя правым.
Глеб повернулся к спальне, где затихла хозяйка дома.
– Нашли что-нибудь? Может, пояс от платья? Подойдет что угодно. Надо связать этого предателя и доставить в лагерь для пленных. Он понесет заслуженное наказание за все деяния!
Женщина резко шагнула из темноты комнаты, в руке она сжимала красный широкий пояс. Она сделала несколько шагов к разведчику, а потом вдруг резко замахнулась на него второй рукой, спрятанной за спиной, и ударила со всей силы по лицу. В женских пальцах была зажата бронзовая тяжелая статуэтка в виде вставшего на дыбы коня. От удара у Глеба потемнело в глазах, сознание его покинуло, и разведчик рухнул на пол рядом с Нойманом.
Очнулся капитан уже связанным, руки за спиной стягивал тот самый шелковый пояс, что принесла хозяйка дома из своей спальни. Он не открывал глаза, вслушался
