шар выглядел тем, чем и был на самом деле - куском прозрачного стекла с блестками внутри. Теперь никому ненужный, он хрустнул под тяжелым сапогом конвоира.
Когда эшелон ушел, дежурный решил перекурить, спрятавшись от ветра в депо. Он поджег спичку, и дрожащий огонек осветил ближайший вагон. В центре его свежей краской блестел черный крест - точно такой же был на шинели конвоира. Когда спичка догорела и осыпалась из пальцев остолбеневшего дежурного пеплом, поезда вновь погрузились во тьму. Они стояли и терпеливо дожидались своих пассажиров.
Переводы
Эдвард Митчелл
ЭПИКУРЕЙЦЫ БОЛИ
I
Николас Вэнс, студент Гарвардского университета, имел несчастье почти непрерывно страдать острой невралгией лицевого нерва во время второго триместра его выпускного года. Болезнь не только вызвала сильные страдания, но также лишила возможности посетить лекцию профессора Сурдити по спекулятивной логике, изучением которой Вэнс страстно занимался. Если бы Вэнс обратился к здравомыслящему врачу, как мисс Маргарет Стулл убеждала его сделать, ему, несомненно, посоветовали бы сделать мысленный массаж лица. Ему посоветовали бы отказаться на время от спекулятивной логики и пойти на рыбалку. Но хотя молодой человек любил мисс Маргарет Сталл или, по крайней мере, любил ее, насколько возможно любить того, кто не испытывает интереса к спекулятивной логике, он мало уважал ее мнение в таких вопросах, как невралгия. Вместо консультации с должным образом квалифицированным медиком, он однажды утром, в приступе боли, обратиться за советом к Титами Конкэннону, самому худшему из тех, к которому он, при данных обстоятельствах, мог бы обратиться.
Титами сам был спекулятивным логиком. Он жил на четвертом этаже, а его единственное окно выходило на унылые просторы задних дворов и бельевые веревки. Тонким процессом рассуждений он знал, что из окна открывался великолепный вид на закат, если только солнце взошло на западе и зашло на востоке. Кроме того, как Титами было известно, восток и запад - относительные понятия, используемые произвольно, и, по сути, абсолютно нет причин, почему солнце должно путешествовать с востока на запад, а не с запада на восток. Он получал большое удовольствие, наблюдая подобные закаты. Таковы ресурсы спекулятивной логики.
Своему имени Титами был обязан родителям. Томас Конкэннон, который тридцать лет назад научил первокурсников Гарварда произносить дигамму, умер за месяц до рождения Титами. Бедная маленькая миссис Конкэннон, искренне желая почтить память покойного мужа, назвала младенца греческим глаголом, к которому наставник питал особенное уважение, и о чьих особенностях, как она часто слышала, он говорил с энтузиазмом. Ее семья тщетно пыталась уговорить простодушную мать сдаться или, по крайней мере, пойти на компромисс, назвав сына Тимофеем, именем, по форме приближавшимся к языческому глаголу, но при этом вполне респектабельному в своих ассоциациях. Она не уступала - ни на йоту, - и младенец Титами был крещен.
Это странное крещение доказало испорченность ребенка. Богатый, эксцентричный двоюродный дедушка, которого сильно щекотал бессознательный юмор имени, предложил дать юному Титами лучшее образование, которое можно было купить за деньги, и сдержал слово, начиная с детского сада в Гейдельберге. В колледже Титами научился логике у знаменитого Спейсекартиуса и глубокой метафизике у не менее знаменитого Зундгольцера и потому совершенно не был приспособлен к практической работе в жизни. Он вернулся домой и спорил со своим великодушным дядей до самой его смерти, но прежде старый джентльмен лишил логика наследства и направил все свое имущество на создание приюта для глухонемых.
- Мой дорогой Николас, - сказал Титами, когда Вэнс пропел все двенадцать книг своей эпопеи о боли. - Вы самый счастливый человек в Бостоне. Поздравляю от души. Уберите руку от щеки, садитесь в это кресло и радуйтесь.
- Спасибо, - простонал Вэнс. - Я предпочитаю стоять.
- Что ж, -- весело сказал Титами, - стойте, если вам угодно, но стойте на месте. Пол скрипит, и моя квартирная хозяйка, нелепо суетливая из-за того, что я плачу небольшую арендную плату, имеет привычку врываться, когда малейший шум напоминает ей о факте моего существования. Вы читали, как в Альпах ветер иногда сносит лавину?
- Повесить хозяйку! - крикнул Николас. - Я пришел к вам как друг, за сочувствием, над которым нельзя смеяться.
- Если вам приходится ходить взад-вперед, как маньяк, Николас, - продолжал Титами, - извините, что предлагаю держаться подальше от третьей доски от камина. Она скрипит. Повторяю, Николас, вы счастливчик. Я бы отдал свои обеды на неделю за такую невралгию.
- Вы можете сделать что-нибудь для меня или нет? - яростно спросил Николас.
- Я не люблю запугивать, но, клянусь Юпитером, если вы не прекратите ходить, я подниму крик, который вызовет лавину.
Заметная дрожь прошла по телу Титами. Было очевидно, что угроза не напрасна. Он поспешно встал, убедился, что дверь надежно заперта, вернулся к Вэнсу и обратился к нему со значительной внушительностью.
- Николас, - сказал он, - я был совершенно серьезен, когда поздравлял вас за вашу невралгию. Вы, как и я, спекулятивный логик. Хотя сейчас я не в совершенно искреннем и разумном настроении, но уверен, вы не откажетесь от силлогизма. Позвольте задать вам два простых сократовых вопроса и представьте один силлогизм, а потом я дам что-то, что усмирит вашу боль - в знак протеста, заметьте, потому что я чувствую, что обижаю вас, Николас.
- К черту ваше чувство справедливости! - воскликнул Николас. - Я принимаю предложение.
- Ну, ответьте мне на вопрос. Вы любите острое индийское карри?
- Ничего лучше, - сказал Николас.
- Но предположим, что кто-то предложил бы вам карри, когда вы были на пятнадцать лет моложе - в эпоху хлеба и молока вашей гастрономической эволюции. Вы бы отведали его с большим удовольствием?
- Нет, - сказал Вэнс. - Я сразу подумал бы, что сосу раскаленный конец кочерги.
- Хорошо. Теперь приступим к нашему силлогизму. Вот он. Ощущения, что изначально неприятны, могут стать более или менее приятными при надлежащем воспитании чувств. Физическая боль прежде всего неприятна. Следовательно, даже физическую боль при разумной тренировке можно превратить в источник изысканного удовольствия.
- Это не поможет моей невралгии, - сказал Николас. - Что все это, тем не менее, значит?
- Я раньше не слышал, чтобы вы плохо отзывались о силлогизме, - сказал Титами печально. Затем он достал из шкафа в углу маленькую баночку и вытряхнул из нее кучку мелкого белого порошка, из которого выдал Николасу столько, сколько могло
