руку.
Пошел небольшой дождик, но мы будто не замечали его, погрузившись в свои мысли.
Проводив до номера Эймон неожиданно сказал, что ему нужно уйти по работе. Спорить не стала, даже обрадовалась, что смогу остаться наедине.
Оставшись одна в шикарном номере, вдруг почувствовала себя так неуютно. Захотелось домашнего тепла и уютной обстановки. Решила, что нужно заняться поиском небольшой квартирки поближе к любимому парку и, желательно, в пешей доступности к работе. Довольная своим решением села писать. Что же еще делать писателю поздно ночью, когда на душе неспокойно.
Когда только задумалась над тем, что же я хочу сказать листу бумаги, услышала легкий шум маленьких крылышек, но, когда поняла, что шум какой-то непривычный, подняла глаза. Муз как Муз, только пузико отрастил небольшое и стал такой деловой, степенный, хотя задор юности и иронию он не растерял. Удивляло только то, что рядом с моим любимым золотистым мотыльком порхало такое же удивительное создание, только еще более крохотное.
– Привет! – поздоровалась первая, а сама то и дело поглядывала на забавную малышку.
– И тебе здравствуй, Эля, что сегодня пишем?
– Да вот захотелось накидать несколько строк про нечто уютное, теплое и домашнее.
– Про печку писать что ли будешь? – бабочка-малышка тоненько пискнула, очевидно, посмеявшись над шуткой Муза.
– Пока не знаю, как пойдет, – подхватила игру, – ты лучше скажи, кто это с тобой?
– Моя младшенькая. Не с кем было оставить, пришлось взять с собой на работу.
– Ой прости, наверно, не стоило мне начинать так поздно, мешаю вам отдыхать.
– Не говори глупости, Муз и отдых понятия несовместимые. Писательство – в большей степени труд, и только отчасти талант. Так что и писатель, и его Муз всегда должны быть готовы трудиться, иначе, все без толку, – мой золотистый друг снова включил свой поучительный тон, на который я только и могла, что кивать. Спорить даже не пыталась, он ведь совершенно прав.
– Папа, я буду много трудиться, когда вырасту! – важно произнесла малышка.
– И запомни, крошечка моя, люди любят читать, потому что могут безопасно пережить любой опыт в литературе, поэтому работа Музом крайне ответственная, я бы сказал жизненно необходимая! Но нужно не забывать еще одну важную вещь: хотя ум писателя зачастую острый, а то и колкий, за ним прячется душа чувствительная и ранимая. Так что сильно не наседай, постепенно, потихоньку учи его дисциплине, – мотыльки, устав махать крыльями, уселись на настольную лампу, почти что сливались с ее фоном, излучая очень теплый золотистый свет.
Мы чудесно поболтали со старым другом, его мудрые слова успокоили и убаюкали, я даже не заметила, как уснула.
***
Утром снова ощущая покой и уверенность в душе после общения с любимым Музом, собралась пораньше, не дожидаясь, пока вернется Эймон, и отправилась на прослушивания. Сегодня один из самых важных дней в подготовке к будущему представлению. Уверена, актеры волнуются, не хотелось волновать их еще больше, но все же мне надо выбрать самых подходящих для будущей постановки.
В зале было оживленно, актеры переговаривались, что-то бурно обсуждая, надеюсь, не вчерашнее появление Эймона. Зря надеялась. Как только зашла в помещение, все взгляды скрестились на мне. Эмоции в этих взглядах были самые разные: от праздного любопытства до мрачного осуждения. Последнее, конечно, принадлежало Генри. Его взгляд был таким тяжелым и настойчивым, будто он хотел что-то этим сказать. Вот как работать в такой обстановке? Передернула плечами и прошла на место рядом с директором.
Обычно директора не присутствуют на прослушиваниях, но Алистер видимо боялся, что я обижу его любимчиков. Зря, я же профессионал и не пущу ненужные эмоции к пульту управления.
До обеда мы были заняты прослушиванием, естественно, начали со второстепенных ролей, главные роли оставив напоследок. Постепенно я втянулась в процесс и забыла обо всех посторонних мыслях, увлекшись работой. Объясняя очередной группе претендентов на роль генерала, что и как им надо делать, я подумала о том, что все-таки здорово, когда тебя так внимательно слушают. Пытаясь донести суть характера каждого персонажа, я размахивала руками, жестикулировала, хотя постановщик должен вести себя спокойнее, но мне так хотелось показать все эмоции героя, все причины его поступков, что просто не могла усидеть на месте.
Алистер сначала недоуменно смотрел на меня, а потом втянулся и мы уже вместе почти что орали на актеров. Довольные полученным результатом с чистой совестью отправились на обед в светлую и ароматную кафе-булочную, где подавали любимое блюдо нашего директора: суп в круглом хлебе – объедение, но уж слишком сытно. Хотя мы потратили уйму энергии и могли позволить себе немного расслабиться, ведь еще предстояло выбрать главных героев.
Когда мы вышли из иллюзиума, Августа уже хотела снова взять меня в оборот, но быстро ретировалась, стоило Генри направиться в нашу сторону. Легким поклоном поблагодарив пожилую актрису, он, несмотря на мой полный возмущения взгляд, подхватил меня под руку. И перешел сразу к делу:
– Эля, уйди от него! Он очень странный, – я хмыкнула и ответила, не став делать вид, что не понимаю о ком он:
– Он же демонолог, ему положено таким быть.
– Согласен, но этот на тебя так смотрит, не знаю, но мне его взгляд не нравится!
– Ты просто ревнуешь и пытаешься командовать. Ты потерял на это право, изменив мне. Ты стал для меня никем! – на нас стали оборачиваться впереди идущие и шептаться. – Хватит уже всех этих пустых разговоров!
– Мне не привыкать ревновать тебя, Элечка, но тут дело в другом. Уверен, он опасен.
– Глупости, он очень внимательный и заботливый, а, главное, верный!
– Это ли главное, Эля? Что-то ты снова ни слова не говоришь о любви. Ты его любишь?
– Никого я не люблю! Только себя! Ты был прав, так что не надо за меня переживать, я как-нибудь сама разберусь в своих отношениях. И вообще, я хотела поиздеваться над тобой, но не буду. Много чести! На прослушивании постарайся и роль будет твоя. Не зря же Алистер платит тебе больше остальных актеров. Видимо ты чего-то стоишь.
– Ну спасибо на добром слове! – Генри, наконец, отцепился от меня и, ускорив шаг, прошел вперед.
На весь день настроение испортил. Да и потом легче не стало. Мне было сложно находиться рядом с ним в иллюзиуме. На репетициях невозможно было расслабиться и не думать о том, что он так близко, мой взгляд то
