Камински развернул его. Это была страница из журнала «Time» с рекламой статуи Рамсеса, приобретенной нью-йоркским музеем «Метрополитен».
– Я доверяю вам, – прошептал Фостер, – я доверяю вам потому, что вы доверяете мне. Ну, вы понимаете… – И после продолжительной паузы ткнул большим пальцем себя в грудь: – Полмиллиона… долларов!
Камински не сразу понял. Только постепенно он осознал, о чем говорит Фостер: толстяк провернул эту сделку и заработал полмиллиона долларов. Камински уважительно кивнул и вернул вырезку.
– Конечно же, нелегально, – тихо сказал Фостер. – Я, правда, не знаю, что вы об этом думаете, мистер Камински. Но если бы не я провернул эту сделку, ее бы провел кто-нибудь другой. И, в общем-то, музей «Метрополитен» не самый плохой клиент. Можно сказать, отдал в хорошие руки. Вы видели, как содержатся экспонаты в Египетском музее в Каире? Просто позор!
Камински интересовала не столько моральная сторона дела (у него у самого рыльце было в пушку), сколько откровенность, с которой Фостер рассказывал ему такие вещи. Возможно, Фостер своим деловым чутьем понял, что Камински не из тех, кто будет доносить. Кроме того, у этого человека в городе наверняка были большие связи. Да и кто здесь поверит ему, Камински?
– Вы так мне доверяете, – сказал Камински, – а ведь мы едва знаем друг друга.
Фостер пожал плечами:
– Понимаете, есть люди, которым доверяешь сразу, хотя до этого ни разу их не видел. А есть люди, с которыми годами поддерживаешь дружеские отношения и все равно не доверишь им никакой тайны. Вы, сами видите, относитесь к первой категории.
Эти снова льстили Камински, а Фостер произнес их с определенным умыслом. Он знал, как обходиться с людьми, подобными Камински, и понимал, что от них можно получить все, что захочешь, если только за это правильно взяться. Поэтому Фостер замолчал, наблюдая за прохожими на улице.
Ему не пришлось долго ждать, пока Камински заговорит. Его слова звучали как исповедь:
– Я нашел мумию. Это звучит невероятно, но она преследует меня день и ночь. Я бежал сюда от мумии и теперь хотел бы от нее избавиться.
Фостер не особенно удивился.
– В мумиях нет ничего такого, – сказал он. – Их здесь тысячи. Это меня не интересует.
– Но речь идет об особенной мумии, она лежит целая в саркофаге. Речь идет о Бент-Анат, дочери и супруге Рамсеса!
– Что вы сказали?!
– О дочери и супруге Рамсеса, который построил Абу-Симбел.
– Ну, вы шутник, Камински!
– Я не шучу, мистер Фостер. Я бы ни слова не сказал, если бы это чудовище не разрушило самый захватывающий роман в моей жизни. Теперь я хочу избавиться от мумии!
Фостер вдруг словно наэлектризовался. Он заерзал на своем деревянном стуле.
– И где же находится гробница? Много ли сообщников? У вас есть доказательства?
– Доказательства? Археологи сразу узнали иероглифы с крышки саркофага и сказали, что это имя царицы. Есть только один сообщник – женщина, о которой я уже говорил и которая для меня много значит. А что касается места, то оно в Абу-Симбел.
– Поклянитесь бородой пророка! – Фостер все еще не мог поверить.
Он недоверчиво посмотрел на Камински, покачал головой и взглянул на пустую чашку. Наконец сказал так тихо, чтобы никто не услышал:
– Если ваши слова подтвердятся, мистер Камински, я готов заплатить любые деньги, почти любые.
Рассудок Камински вдруг словно помутился. Только что он любыми путями хотел избавиться от мумии, а теперь появился этот Фостер и предлагает ему целое состояние. Этих денег будет достаточно, чтобы начать новую жизнь.
– Сколько? – решительно спросил Камински.
– Вначале я должен лично осмотреть объект, – ответил Чарльз Д. Фостер как истинно деловой человек. – Но примерная цена будет, скажем, полмиллиона.
– Долларов?
– Дорогой друг, здесь можно говорить только о долларах. Теперь важно, чтобы никто не узнал о нашей сделке. Ну, вы понимаете… Чем меньше людей об этом знают, тем выше цена.
31
Начало смеркаться. Перед магазинчиками и в маленьких вычурных витринах зажглись тысячи разноцветных ламп. Ароматы восточных яств доносились из дверей ресторанчиков, смешиваясь с густым запахом кебаба, продавцы которого, выставив свои мангалы вдоль узких переулков, переворачивали мясо длинными щипцами, чтобы оно равномерно поджаривалось на углях. Каждый громко выкрикивал слова, которые Камински не понимал, но о смысле которых можно было легко догадаться: именно его мясо, и только его мясо, – самое вкусное в мире. Камински проголодался. Могу я вас угостить, мистер Камински? – Похоже, Фостер заметил его голодный взгляд. – Буквально в двух шагах отсюда. Там не так шумно. Я знаю отличное заведеньице. Одно из немногих, в котором готовят настоящие египетские блюда. Называется оно «Алья», и не без причины. Фостер бросил на стол пару купюр и хлопнул в ладоши. Из кафе вышел официант, взял деньги и выслушал несколько распоряжений.
– Пойдемте, – сказал толстяк Камински и поднялся.
Теперь Камински понял, для чего Фостер позвал официанта: громко крича и расталкивая толпу, официант шел впереди, прокладывая сквозь толпу дорогу к ресторанчику. Дойдя до места, он молча поклонился обоим и исчез.
– Вы, конечно, хотите знать, что означает «Алья», – сказал Фостер, когда они входили в ресторан через узкий стрельчатый свод с жемчужными занавесками.
Между колоннами стояли маленькие, накрытые белыми скатертями столы. По залу растекалось странное зеленое освещение, словно вода у острова Элефантина. Несколько столиков были заняті, за ними сидели только мужчины. По виду публика была здесь сплошь состоятельная. Метрдотель в черном костюме и красной феске проводил их к столику. После того как они уселись на неудобные складные стулья, Фостер продолжил:
– Алья – это вытопленный жир из бараньих хвостов. Евреи готовят на оливковом масле, копты – на кунжутном, а настоящие египтяне – на жире из бараньих хвостов. Поэтому все древние египетские рецепты начинаются словами: «Во имя Аллаха всемогущего выжарьте один хвост…»
Камински сглотнул. Он бы с большим удовольствием съел на улице пару кусочков ароматного, приправленного множеством специй блюда, но Фостер уже обсуждал с юрким темнокожим официантом в длинном белом фартуке крестец барашка под сладковатым соусом, из-за которого Камински чуть было не отказался есть.
Наконец Фостер заметил смущение гостя и деликатно спросил:
– Вам это не по вкусу, мистер Камински?
Тот, не желая показаться невежливым, заверил, что блюдо исключительно изысканное, просто немного непривычное для европейцев из-за сладкого соуса.
Фостер рассказал, что это древняя египетская традиция – подавать барашка в сладком соусе. И поведал легенду времен мамлюков:
