итальянского импортера. Но к тому времени мама Ферн уже посерела. «Это от недостатка кислорода, – уверенно сказал молодой доктор из больницы Сент-Барнабас. – Видите, какие розовые у нас лица? Это кровь, насыщенная кислородом. Ваша мама быстро угасает. Ее кровь не может дышать».
Листая свой комикс, Лив громко мурлыкала себе под нос:
– Э, э, э, э, о, о, омойбог, омойбог, омойчертовббббог!
Ферн засмеялась и толкнула пухлую ногу Лив своей маленькой ножкой.
– А твои сексуальные звуки, – совершенно серьезно ответила Лив, – слишком уж пристойно-мягкие. HBO образца 1996 года.
– Вот черт!
– Да, да, именно так… Только для мужа!
– А твои поцелуи, подруга, слишком эротичны. Оооом-уа, ооомуа… Словно стиралка работает.
– Что ты имеешь в виду?
– Стиралка в чертовом Сирсе!
– Передай мне «Пиратскую добычу»…
Ферн кинула Лив пакетик с каким-то продуктом сливочного цвета – у матери Лив, как у всех толстых людей, в кладовке полно подобных вещей. У Ферн родителей не осталось, и эта кладовка ей страшно нравилась. И маму Лив она любила.
– Лив, Лив, – пропела Ферн с латиноамериканским акцентом, – ты такая красивая, Лив, когда ешь «Пиратскую добычу» …
Ферн знала: когда Лив расстроена, лучше всего мягко подшутить и проявить симпатию. Лив рассмеялась.
– Помнишь этих аргентинцев? – спросила она.
– Господи боже, – охнула Ферн. – Бедра у меня до сих пор дрожат.
Прошлый вечер начался на стадионе Артура Эша. Первый тур мужского US Open. Отец Лив работал в отделе маркетинга фирмы Mercedes, платинового спонсора турнира. Он обеспечил девушкам два хороших места на одной из игр. Сексуальный швед против асексуального британца. На стадионе собрались сливки общества. Рыжие женщины в шляпах, мужчины в костюмах от Bonobos. Одеколон, лимонные платья, случайные болельщики из Чайна-тауна. Отцы со Стейтен-Айленд в широкополых шляпах. Трибуна была почти полностью занята, но позади девушек остались два свободных места. Лив и Ферн потягивали легкое пиво из пластиковых стаканчиков и радостно махали руками, когда швед получал очко.
– Пятнадцать-ноль, – они опередили комментатора.
Ферн пришла на стадион в красном платье фигуристки и темно-синих эспадрильях на танкетке. Лив выбрала комбидресс в цветочек и кожаные босоножки на плоской подошве. Она очень веселилась над каблуками Ферн.
– Это не каблуки, а танкетка.
– Да никакой разницы, зануда.
– Ты просто ревнуешь, потому что я – не амазонка и могу носить каблуки, не пугая людей до смерти.
«Эй, Фер, а почему бы тебе не заглянуть в ложи? Там собралась целая куча немецких идиотов…»
– Черт! Может, нам переключиться на ложи?
– Не знаю… Меня смущают два пустых места за спиной. А вдруг туда придут двое мужчин, которым суждено стать любовью всей нашей жизни?
Ферн закатила глаза. Когда-то она думала так же, но теперь ей уже не было дела, кто сядет рядом с ней. В суде, в метро. Может быть, если бы она принимала прописанный антидепрессант, все было бы по-другому.
Неожиданно над ними появились двое мужчин. Девушки посмотрели наверх, прикрывая глаза от солнца. Папики, гольфисты, лысые и возбужденные.
– Эти места заняты? – спросил один из них, в поло Masters с прошлого сезона.
– Не понимаю, – удивилась Ферн. – Это ваши места?
– Нет, – ответил другой, державший в руках пакетик с картошкой-фри.
– Тогда, да, они заняты теми, кто за них заплатил.
Но при этом она призывно изобразила стрельбу глазами. Единственное качество, сохранившееся в Ферн с прошлых времен, было желание заставить мужчин хотеть трахнуть ее немедленно. Всех мужчин. Каждого встреченного. Продавца хот-догов. Таксистов и доставщиков на улице. Лив называла ее шлюхой. Лив злилась. В Ферн было много такого, что заставляло Лив злиться. Но потом Лив делала массу добрых дел. Например, она разговаривала с Ферн с итальянским акцентом, как говорила когда-то ее мама.
Парень с картошкой смотрел мимо Ферн на Лив.
– О, извините, вы тоже теннисистка?
Лив с ее белыми зубами и накачанными руками действительно походила на одну славянскую теннисистку.
– Да, – кивнула Лив. – Но я посеяна под девятым номером.
– Надо же! А как обстановка на женских матчах? Намного меньше зрителей?
– Примерно на девяносто пять процентов.
– Да уж, намного.
– Да. Но в этом году мы раздаем Thinx. Белье для менструаций. Так что мы полны надежд.
Парень в поло достал только что купленный козырек и черный фломастер, и Лив написала на козырьке имя – Полина Порникова.
Девушки продолжали смотреть теннис. Они зевали, писали сообщения, а потом поднялись, чтобы купить еще пива и огромный мягкий крендель на двоих. Когда они вернулись, на местах за ними сидели два симпатичных молодых человека.
– Черт побери, это шутки такие?! – шепнула Лив.
Парни явно были обрадованы так же, как девушки. Темноволосого звали Себастьяном, а блондина – Акселем. Они торговали аргентинскими акциями на латиноамериканских рынках Нью-Йорка. Отец Себастьяна был послом, и Rolex на руке заявлял о состоятельности. Аксель оказался более спортивным, с крупными зубами и очень сексуальными голубыми глазами. Одеты оба были очень хорошо, но как-то бездушно.
Остаток матча они смотрели вместе. В какой-то момент оба парня явно облизывались на Лив, но тут же казалось, что оба хотят Ферн. Себастьян предложил называть его Себом. Он вел себя спокойно, в отличие от Акселя. Их отношения друг с другом во многом напоминали отношения Ферн и Лив. Когда матч кончился, они вместе поехали в город на электричке.
Когда они подъезжали к Грамерси, Себастьян предложил:
– Давайте сойдем здесь и выпьем в Pete’s Tavern.
Вели они себя намного теплее, чем американцы, и без вопросов заплатили за коктейли. Ферн всю жизнь знала, что она никогда не влюбится. Лив же верила в сказочную любовь, и Ферн считала ее сущим ребенком. Поэтому Себ ей понравился больше. Он вел себя более сдержанно и выглядел так, словно в любой момент может расстаться с девушками, тогда как Аксель явно настроился на секс.
– Уже поздно, – около одиннадцати сказал Себ. – Утром у меня игра в сквош.
– Правильно, – подхватил Аксель. – Пошли, переночуем у тебя.
– Ты собираешься ночевать?
– Да, брат! Девушки, пошли с нами, посмотрите, в каком классном месте живет мой приятель.
Квартира Себа находилась прямо напротив бара. Девушки с недоумением увидели, что это студия. Да, дом был хороший, в хорошем районе, со швейцаром, но они представить не могли, что сын посла живет в студии, стирает носки и сушит их на ржавой палке в душе. Их пыл слегка охладел.
Себ вытащил четыре разномастных стакана и налил всем Fernet-Branca.
– Итак, – провозгласил он, – пора мне получить свой выигрыш.
Еще на стадионе они сделали ставки на исход игры, с тем, чтобы победитель мог установить любое правило по своему
