сказала Юта. — Скатайте ковёр, но имейте в виду, если вы повредите шитьё…
Несколько минут было слышно только невнятные рваные шорохи, а затем — бормотание: кажется, неожиданные гости разбирали знаки. Затем всё тот же противный голос, который утверждал, что «всё и так ясно», хлопнул в ладоши и торжественно объявил:
— Это некромантия, уважаемая комиссия.
— Вито, у нас пока нет экспертного заключения… мастер Юта, быть может, вы сможете пояснить?
Юта вздохнула. «Придурки», звучало в этом вздохе. Она ощущалась где-то чуть сбоку, как будто сидела в глубоком кресле у дальнего окна.
— Понимаю ваше замешательство, — подчёркнуто вежливо сказала она. — Это неклассическая практика… ритуал для восстановления тока сил, не более. Вам следует откалибровать ваши артефакты.
— Такой фон!.. Это попросту безответственно!
— Вам следует откалибровать артефакты, — с нажимом повторила Юта. — Или вы полагаете, что я, мастер ритуалистики с трёхсотлетней практикой, могу не видеть границ безопасного?
— Она работала ещё с Амрисом Нгье, — шепнул кто-то. — Его-то казнили, а она ведь лунная, и жрецы…
— Тсс.
Юта не могла не услышать этой реплики, но она, очевидно, предпочла на неё не ответить.
— На этом всё, господа? — всё так же ровно спросила она. — В следующий раз пригласите с собой мастера Динта, он прекрасно владеет лунной символикой, а какая может быть без этого экспертиза? И не топчите, прошу вас. Возможно, в следующий раз вам следует также взять с собой тапочки. Также допустимы бахилы или свежие носки, господа.
— Мы направим вам уведомление по результатам экспертизы.
— Постарайтесь уж до разбирательств ничего не взорвать!
И они ушли, всей толпой. Натянули свои сапоги, хлопнули дверями. Скрипнул снег.
— Мастер Вито, — негромко окликнула Юта, когда шаги загрохотали по анфиладе.
— Чего вам?
— Сходите на кладбище, — безмятежно сказала она. — На любое кладбище, хоть бы и двоедушное. Побудьте там, повспоминайте, поплачьте. Ваш свет меркнет. Вы знаете сами: это не сделало бы их счастливее.
Он сплюнул и хлопнул дверью.
Когда я выбралась из шкафа, Юта утирала лицо платком.
— Пятнадцать лет, — ровно сказала она, хотя я ничего не спрашивала. — Пятнадцать лет назад один придурок отворил Бездну. Его старший брат, жена, новорожденный сын — все сгинули. Даже хоронить было нечего.
Она расправила платок, сложила его пополам, а затем ещё раз пополам, надела на себя домашние очки.
— Жаль его, — вздохнула Юта. — Но работает хорошо. Оперативно приехали.
— У вас теперь… у вас будут проблемы?
— У меня? Увольте.
Я зябко передёрнула плечами, вытащила из шкафа голову и села с ней на диван.
Сегодняшние Кланы — мирное, тихое государство, состоящее из десятков провинций и сотен районов, в которых все знают всех, и где никогда ничего не происходит. Войны, битвы, кровь, месть — всё это осталось в далёком нецивилизованном прошлом; куда-то туда же ушли рэкет, гетто, угнетение хладнокровных и полицейский беспредел. Даже лисы из Сыска давно уже не жрут чужих птенцов.
И всё равно были две структуры, от которых каждый гражданин старались держаться в стороне. Волчья Служба занималась всякими тайными государственными делами и какими-то ужасными преступлениями, а комиссия по запретной магии — опасными чарами.
Это была единственная по-настоящему международная организация: в руководящий совет входили колдуны и двоедушники примерно пополам и несколько лунных. Примерно раз в год Комиссия давала большую пресс-конференцию, выдержки из которых печатали во всей периодике, даже в журналах со сканвордами; представители Комиссии ездили по школам и колледжам и читали лекции, а в них раз за разом напоминали про ответственность и последствия.
Мне это всё было не особенно интересно: в школе мне худо-бедно давались наизустные формулы, а сочинять что-то своё разрешали только в спецклассе. Но, говорят, на преступления по части запретной магии не действовал мораторий на смертную казнь; ещё говорят, что в застенках Комиссии царят порядки вроде тех, что были приняты при дворе Крысиного Короля — с кровавыми пытками и чудовищными «играми» с человеческой психикой.
А эта Комиссия была какая-то… беззубая. Пришли, натоптали, поплевались — и всё?
— А это правда? — спросила я, саму себя этим удивив. — Правда? Что это — запретная магия.
— Что именно?
— Ну… ритуал.
— Давайте подумаем вместе, — усмехнулась Юта. — Что такое, по-вашему, запретная магия?
Я наморщила лоб, а потом беспомощно оглянулась на Дезире. Но лунный лежал на вышитых диванных подушках и смотрел вверх каким-то пустым взглядом.
Там, на потолке, громоздилась витая люстра с десятком каплевидных ламп, вся увешанная стеклянными подвесками. Они покачивались легко-легко, легко-легко, с тем же звуком, с которым волновался ковыль.
— Олта?
— Опасная, — наконец, выдавила я. — Которая… выходит из-под контроля?
— Вся магия опасна.
— Так она и запретна… вся?
Юта прищурилась и улыбнулась.
— У вас на валенках по кромке вышиты тиула верне берменсам, чтобы снег не засыпался в голенище. Это — не магия?
Я нахмурилась. Я не любила, когда всякие умники, играя с путаными определениями и неясными взаимосвязями, выворачивали всё наизнанку и делали вид, что так и было.
— Это обычная формула, из справочника. Это ещё мой папа…
— А формула — это не магия? Почему тогда мой ритуал вы считаете магией?
— Формулы давно составлены и проверены, — твёрдо сказала я. Юта вдруг показалась мне ужасно неприятной. — Они дают понятные результаты. А здесь вы обращались к силе, вы сами это составили и сами придумали. Это запретная магия. Если бы я знала, я бы не стала…
Я скосила взгляд на Дезире. Он так и смотрел в потолок и, кажется, думал о чём-то плохом.
— Я могла бы показать свой расчёт комиссии, приложить разъяснения и получить сертификат на чары. Они бы ни в чём не изменились, но не были бы, по-вашему, магией? Или я могла бы дописать в вашу вышивку один знак, каре, чтобы снег ещё и не таял. Такой формулы не найдётся в вашем справочнике. Будет ли это магией?
Я сцепила зубы и представила, что на Юте надет дурацкий шутовской колпак. А она только кивнула с тем же безразличным лицом:
— Подумайте об этом.
xxxv
Всё совсем запуталось. Смешалось, скомкалось. Стало дурным, муторным сном, из которого очень хочется проснуться, — но чтобы проснуться, нужно понять сперва, что ты спишь.
А в Огице холодно, холодно и влажно, и пахнет замёрзшей рекой, и какой-то сладковатой химией, и артефакторными камнями, и трамвайными рельсами, и немножко тоской.
И магией, конечно. Больше всего в Огице пахнет магией.
Этот запах будто въелся мне в нос, прожёг в нёбе дыру и оставил на подкорке оттиск. Я провоняла ей вся; выстирала воротнички до красных рук и онемевших
