письма.
Одно из них Женевьеве:
Женевьева, теперь вы знаете, кто я, и поймете, почему я скрыл от вас имя того, кто дважды уносил вас, совсем маленькой, на руках.
Женевьева, я был другом вашей матери, далеким другом, о двойной жизни которого она не знала, но на которого считала возможным положиться. И вот почему перед смертью она написала мне несколько слов, умоляя заботиться о вас.
Хоть и будучи недостойным вашего уважения, Женевьева, я останусь верен этому зароку. Не изгоняйте меня насовсем из вашего сердца.
Арсен Люпен
Другое письмо было адресовано госпоже Кессельбах.
Лишь сочувствие привело князя Сернина к госпоже Кессельбах. Но безграничная потребность преданно служить ей удержала его подле нее.
Ныне, когда князь Сернин стал всего лишь Арсеном Люпеном, он просит госпожу Кессельбах не лишать его права оберегать ее издалека, как оберегают того, кого больше не увидят.
На столе лежали конверты. Люпен взял один, потом второй, а когда брал третий, заметил листок белой бумаги, присутствие которого его удивило и на котором были наклеены слова, вырезанные, по-видимому, из газеты:
Борьба с Альтенхаймом не принесла тебе успеха. Откажись заниматься делом, и я не стану мешать твоему побегу.
Л. М.
В который раз Люпен испытал чувство отвращения и страха, которое внушало ему это мерзкое, фантастическое существо, – ощущение гадливости, которое испытывают, прикасаясь к ядовитой рептилии.
«Опять он, – подумалось ему, – и даже здесь!»
В смятение Люпена приводило и другое, внезапно посещавшее его иногда видение этой враждебной силы, силы столь же могучей, как его собственная, и располагавшей потрясающими средствами, о которых сам он не имел представления.
Он сразу же заподозрил своего охранника. Но как можно было подкупить человека с таким суровым выражением лица?
– Ну что ж, в конце концов, тем лучше! – воскликнул Люпен. – Я всегда имел дело лишь с растяпами… Чтобы побороть меня самого, мне пришлось неожиданно возложить на себя обязанности начальника Уголовной полиции… На сей раз мне повезло!.. Вот человек, который может заткнуть меня за пояс, так сказать, играючи… Если я, находясь в тюрьме, сумею избежать ударов и сокрушить его, увидеть Стейнвега и вырвать у него признание, дать ход делу Кессельбаха и полностью осуществить его, защитить госпожу Кессельбах и добиться счастья и богатства для Женевьевы… Ну что ж, тогда, значит, Люпен навсегда останется Люпеном… а ради этого для начала поспим…
Он улегся на кровать, прошептав:
– Стейнвег, потерпи, не умирай до завтрашнего вечера, и клянусь тебе…
Люпен проспал весь конец дня, и всю ночь, и все утро. Около одиннадцати часов ему пришли сообщить, что мэтр Кембель ожидает его в адвокатской приемной, на что арестант ответил:
– Ступайте скажите мэтру Кембелю, что если он нуждается в сведениях о моей деятельности, пусть обратится к газетам за последние десять лет. Мое прошлое принадлежит истории.
В полдень, с теми же церемониями и предосторожностями, какие осуществлялись накануне, Люпена доставили во Дворец правосудия. Он снова встретился со старшим из Дудвилей, с которым обменялся несколькими словами и которому вручил три письма, и был препровожден к господину Формери.
Там находился мэтр Кембель с целым ворохом документов.
Люпен тотчас извинился:
– Примите мои сожаления, уважаемый мэтр, за то, что я не смог вас принять, а также мои сожаления по поводу труда, который вы согласились на себя взять, труда бесполезного, поскольку…
– Да, да, мы знаем, – прервал его господин Формери, – что вы собираетесь путешествовать. Договорились. Но пока что приступим к работе. Арсен Люпен, несмотря на все наши розыски, у нас нет достоверных сведений относительно вашего подлинного имени.
– Как странно! У меня тоже.
– Мы даже не можем утверждать, что вы тот самый Арсен Люпен, который содержался в Санте в 19.. году и бежал оттуда в первый раз.
– «В первый раз» – это очень точное выражение.
– В действительности оказалось, – продолжал господин Формери, – что в досье Арсена Люпена, обнаруженном в антропометрическом отделе, указаны приметы Арсена Люпена, которые по всем пунктам отличаются от ваших нынешних примет.
– Еще более странно.
– Сведения другие, размеры другие, отпечатки пальцев другие… Две фотографии, и те не имеют ничего общего. Поэтому я требую, чтобы вы предоставили нам сведения о подлинной своей личности.
– Это как раз то, о чем я хотел бы попросить вас. Я жил под столькими именами, что в конце концов забыл свое. Я уже не узнаю себя.
– Итак, отказ отвечать.
– Да.
– А почему?
– Потому.
– Это окончательное решение?
– Да. Я уже говорил: ваше расследование не в счет. Вчера я дал вам поручение провести другое, которое меня интересует. Я жду результатов.
– А я, – воскликнул господин Формери, – я сказал вам вчера, что не верю ни единому слову из вашей истории со Стейнвегом и что не стану этим заниматься.
– Тогда почему вчера после нашей встречи вы лично отправились на улицу вилла Дюпон и вместе с господином Вебером тщательно обыскали дом номер двадцать девять?
– Откуда вы знаете?.. – довольно раздраженно спросил следователь.
– Из газет…
– Ах так! Вы читаете газеты!
– Надо же быть в курсе дел.
– Действительно, для очистки совести я осмотрел этот дом – наскоро и не придавая ни малейшего значения…
– Напротив, вы придаете этому такое значение и выполняете данное мною вам поручение со столь достойным похвал рвением, что в настоящий момент помощник начальника Уголовной полиции проводит там обыск.
Господин Формери, казалось, был ошеломлен.
– Что за небылицы! У нас с господином Вебером есть дела поважнее.
В эту минуту вошел служащий и сказал что-то на ухо господину Формери.
– Пусть войдет! – воскликнул тот. – Пусть войдет!..
И сразу же заторопился:
– Ну что, господин Вебер, есть новости? Вы нашли этого человека?
Он даже не взял на себя труд скрытничать, настолько ему не терпелось узнать новости.
– Ничего не нашли, – отвечал помощник начальника полиции.
– Ах, вы уверены?
– Я утверждаю, что в этом доме никого нет, ни живого, ни мертвого.
– Однако…
– Дело обстоит именно так, господин следователь.
Оба они, казалось, были разочарованы, словно убежденность Люпена, в свою очередь, завладела ими.
– Вот видите, Люпен… – с сожалением произнес господин Формери и добавил: – Все, что мы можем предположить, это что старик Стейнвег был заперт там, но теперь его нет.
– Позавчера утром он был еще там, – заявил Люпен.
– А в пять часов вечера мои люди заняли здание, – заметил господин Вебер.
– Придется, стало быть, согласиться с тем, – заключил господин Формери, – что после полудня его забрали.
– Нет, – сказал Люпен.
– Вы думаете?
Непроизвольный вопрос следователя был
