он, подскакивая на ноги.
Но мать было уже не унять. Ей терять было нечего, она решила идти ва-банк.
Мы с Орландо оба приехали с рынка. Он был одет просто, без лоска, да еще и перепачкан в чем-то зеленом. Извозился или когда торговал моей петрушкой, или когда лазил по саду.
Так что вот так сразу и не скажешь, что это герцог. Ну, красавчик, конечно, но герцогской печати на лбу у него не было.
— Красавчик, завсегдатай игровых клубов и салонов, — презрительно проговорила мать. — Такой же испорченный и развращенный, как эта девчонка! Кто он? Твой сутенер?
Тут уж и у адвоката глаза полезли на лоб.
— Как вы смеете, — пролепетал он, роняя свое оружие — многочисленные бумажки и справки.
А Орландо слушал мать с озорной усмешкой, скрестив руки на груди.
— Он что угодно подтвердит! Любое ее вранье! — продолжала мать. — А меж тем у него на руке кольцо моего мужа! Его девчонка стащила вместе с деньгами! Подарила своему любовнику?
Орландо глянул на свою руку.
У него там действительно было кольцо. Простое, но красивое, серебристое, с синим драгоценным камнем.
— Вы утверждаете, — с изумлением произнес он, — что эту вещицу у вас стянули?!
— А где б ты его взял, прохиндей?! — язвительно расхохоталась мамаша. — Карточный шулер, иногда тебе улыбается удача! Но на игру в карты не проживешь!
— Я не шулер, — обиженно произнес Орландо. — Просто вы играете отвратительно. Бездумно.
— Вот видите?! — вскричала мать, тыча в Орландо пальцем. — Видите?! Он признался, что играл! В салоне мадам Дега!
— Орландо! — потрясенная, произнесла я. — Ты игрок?! Тогда я, разумеется, не выйду за тебя замуж!
— Видите?! — верещала, не унимаясь, мать. — У них отношения! Они в сговоре!
— Оу, — произнес шеф полиции.
— Да, это моя невеста, — в этом бедламе повторил Орландо.
— Если играете, то нет! — упиралась я.
— Да не играю я, — отпирался Орландо. — Дега — приличный дом. У них весело проводят время, только и всего. Если я и играю, то раз в месяц. И не проигрываю!
— Потому что шулер! — не унималась, орала мать. — Верни кольцо, мерзавец!
Орландо снял с руки перстень и передал его адвокату каким-то особенно великолепным жестом.
— Это, — отчеканил он, — фамильная драгоценность. Золото с платиной. Там выгравирован мой герб.
— Я верю вам, ваша светлость, — промямлил перепуганный адвокат.
— Ваша светлость?! — воскликнула мать.
— Это герцог, — смилостивилась над ней я. — Орландо.
— А эта дама — паталогическая лгунья, — заключил Орландо. — Можно прямо сейчас посадить ее в тюрьму?!
Глава 39
Когда мать уводил шеф полиции, она все еще кудахтала. До конца, видно, не поняла, что ей теперь не удастся отвертеться.
— А как же мои права?! — кудахтала она, стараясь заглянуть в глаза полицейскому, ненавязчиво, то крепко держащему ее под локоток. — Как же мои права?!
— Ваши права вам растолкуют, — гудел он. — Пройдемте!
— Но я же… Но как же…
Я еще долго слышала это беспомощное кудахтанье.
Ее растерянный голос стоял в моих ушах.
Но было кое-что поважнее.
— Ну, знаете! — возмущенно воскликнула я, отряхивая платье. Словно хотела избавиться от всех волнений, постигших меня сегодня. — Ну и шуточки у вас! Довольно обидные, если поразмыслить!
— Какие еще шуточки? — удивился Орландо.
— Насчет свадьбы, вот какие! — сердито пробурчала я. А у самой сердце выскакивает от волнения. — Это вообще не смешно! Так шутить над бедной девушкой просто жестоко…
— Ну, не такой уж бедной, — ответил Орландо, — и отчего же шутить-то? Я был вполне серьезен.
Ну вот, опять!
Я, кажется, даже в обморок попыталась упасть. Но Орландо меня подхватил. Не позволил растянуться на тротуаре перед адвокатской конторой.
— Так я и поверила! — со слезами выкрикнула я. Что-то совсем расстроилась, переволновалась. — Говорю же, прекратите ваши шутки! Даете девушке ложную надежду…
— Отчего же ложную?! — возмутился Орландо.
— Но вы… вы… вы даже Ферро отказали! А она-то не такая голодранка, как я…
— А что Ферро? — Орландо встал напротив меня, внимательно заглянул мне в глаза. — Вы что, вы… ревнуете?! К ней? К Ферро?! О-ля-ля!
Он смеялся; снова смеялся, становясь совершенно неотразимым! Вот как с ним можно спорить, если он обезоруживает одной улыбкой!
— Ничего я не ревную, — прогудела я, колупая пальцем пуговку на блузе и делая вид, что ничего интереснее этой пуговки в целом мире нет. — Но Ферро вон какая…
— Какая?!
— Красивая, — вздохнула я, припоминая кукольное нарумяненное личико Ферро. — Еще она в шелках ходит. Умеет заработать, хваткая. Ну, и богатая она.
— Вы так ее расхваливаете, что я сейчас всерьез задумаюсь, а не посмотреть ли на Ферро иначе.
— Орландо! — вскричала я, топнув ногой. — Да что вы за человек такой!
— Какой? Вы сами мне ее сватаете.
— А вы не смейте на нее смотреть!
— Хорошо, не буду, — в темных глазах Орландо сверкали искры смеха. — И все же, Эстелла, вы должны понять одну вещь: Ферро меня не интересует потому… что не интересует. Да, она хваткая. Да, она умна и целеустремлена. И это даже вызывает уважение, в самом деле. Но мне вовсе не нужны ее деловые качества. И отказывал на ее притязания я не потому, что не считаю ее ровней. Нет. Хотя, конечно, это так. Лавочница герцогу не пара. Вот обедневшая аристократка вроде вас, Эстелла, это другое дело.
— Орландо! — прорычала я. — Да вы издеваетесь!
Нет, он меня еще и троллит!..
— О, простите, — рассмеялся он. — Не смог удержаться.
— Я вас убью!
— Ну, хорошо, хорошо! — Орландо сделал максимально серьезное лицо. Насколько вообще это было возможно. — Шутки в сторону. Не стоит ревновать к Ферро, право же. Ее деловая хватка — это, пожалуй, единственный ее плюс. Но если коснется отношений, то Ферро тут самый плохой выбор из всех существующих. Если встанет выбор между мной и огородами, она выберет огороды.
— Ну, разумеется! — возмутилась я. — Огороды — это же ее независимость! Это дело ее жизни! А вы хотели бы, чтобы она все бросила?
Орландо покачал головой.
— Нет. Вы не поняли меня, Эстела. Я вовсе не против ее занятия, да и вашего, тем более, что у вас это хорошо получается. Я о том, что ради выгоды Ферро выскочит и за старичка-маркиза, если он даст ей больше денег на ее бизнес. Она меня не любит, и никогда не полюбит. Я для нее ценный приз, кубок за самую большую тыкву. Не больше. Ну, или сама тыква — как вывеска.
— Она говорила, что любит вас, — не сдавалась я.
Орландо лишь тряхнул головой — нет, нет!
— Когда она так говорит, в ее голосе слышна только злость, — ответил он. —
