простые черные леггинсы и бледно-лиловую тунику, подтянутую черным поясом. Натягивая балетки, я хватаю сумочку и поворачиваю ручку двери, распахивая ее.
Я знаю одного человека, который может мне помочь.
— Куда ты идешь, мышонок, — тихий ропот проникает в коридор, когда я прохожу мимо кабинета Адриана. Он небрежно опирается на дверной косяк, скрестив руки на груди.
— Ухожу, — говорю я ему. Его брови поднимаются.
— Куда?
Я пожимаю плечами.
— Прогуляться.
Он смотрит на меня с ожиданием.
Драматически вздохнув, я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я хочу пойти купить сотовый телефон. Возможно, это ускользнуло от твоего внимания, но у меня его нет.
— Где твой старый?
Мой лоб морщится.
— Старый?
— Тот, который ты использовала до того, как появилась на моем пороге.
Ой. Я неловко смотрю себе под ноги и пожимаю плечами.
— У тебя его не было, — его голос смягчается.
— Тогда это не имело значения, — бормочу я. — Мне некому было позвонить.
— И кому бы ты сейчас позвонила?
Ой. Это жалит.
Еще одно пожимание плечами от меня.
— Твоя сестра. Или твоя мама. Они милые. Мне никогда раньше не с кем было поговорить, кроме Ады.
Я пристально смотрю в землю, изучая замысловатый ковер, идущий по полу. Выглядит дорого, может, персидский?
— Ваня, посмотри на меня, — я качаю головой и отказываюсь отводить взгляд. Если я посмотрю вверх, я знаю, что увижу. Жалость. Я не хочу видеть его жалость или его осуждение. — Сейчас, Ваня.
В его голосе есть решимость, которая предполагает, что, если я не буду следовать его указаниям, это не принесет мне пользы. К счастью для него, мне очень хочется выбраться из этого дома. Я отвожу взгляд от пола и встречаюсь с ним глазами. Там беспокойство, окаймляющее края его сапфировых глубин. Чего я не вижу, так это снисхождения или жалости.
— Саша и его люди пойдут с тобой, — говорит он мне. Я киваю головой, чтобы показать ему, что понимаю. — Я не допущу повторения вчерашнего. Это ясно? — еще один кивок. — Слова, Ваня.
— Я понимаю, — тихо шепчу я.
Он мягко улыбается мне, прежде чем нежно поцеловать меня в лоб. Мой рот слегка приоткрывается от нежного жеста, который так противоречит тому, что он мне показал. Может быть, его все-таки волнует.
Поездка через город до торгового центра занимает больше времени, чем обычно, из-за пробок. Толпы туристов в городе начинают вновь расти из-за баскетбольного сезона, который в Вегасе называют мартовским безумием. Когда мы приехали, Саша отвез меня в магазин, принадлежащий Адриану, за мобильным телефоном. Не зная, что мне нужно, я позволяю Саше выбрать мне ту, которая, по его мнению, мне понравится. Он у меня в руке маленький, но Саша говорит, что у него мощная камера, с помощью которой я могу фотографировать сад.
Мы тратим еще несколько минут на выбор аксессуаров, прежде чем наконец покинуть магазин.
— Есть ли что-нибудь еще, на что ты хотела бы остановиться и посмотреть? — спрашивает Саша, пока мы проходим через торговый центр и возвращаемся к внедорожнику. Я качаю головой.
— Мне вообще ничего не нужно, — говорю я ему. Он кивает, но не выглядит удовлетворенным.
— Хорошо, — он не давит.
Когда мы снова садимся во внедорожник, я наклоняюсь вперед и спрашиваю:
— Можем ли мы заехать к Светлане, пожалуйста?
Саша берет в руки мобильный телефон и начинает печатать. Я дам вам одно предположение, кому он пишет.
— Мне просто нужно сначала спросить Адриана.
Победительница. Победительница. Куриный ужин.
Возможно, мне стоит заняться азартными играми. Видимо, я хорош в предсказаниях.
— Босс говорит да.
Пф.
— Ну, пока у нас есть разрешение его высочества, — издеваюсь я.
Въехав в пробку, Саша какое-то время молчит, пока мы выезжаем из Стрипа.
— Ты знаешь, что он просто хочет обезопасить тебя.
— Я думаю, ты имеешь в виду клетку.
— Клетка является клеткой только потому, что ты так говоришь.
Загадочный ублюдок.
Кто он? Ганди? Качая головой, я игнорирую его слова и откидываюсь на спинку сиденья. Он ошибается. Моя жизнь с Адрианом — это не клетка, потому что я вижу ее таковой. Это клетка из-за того, как обращается со мной мой будущий муж. Всю свою жизнь мне приходилось спрашивать разрешения. Мне никогда не разрешали приходить и уходить, когда я захочу. Никогда не было государственной школы или дней, проведенных в парке с другими детьми. Мне никогда не разрешали путешествовать или учиться в колледже. Даже на официальных мероприятиях меня держали в изоляции. Моя работа заключалась в том, чтобы выглядеть красиво и помогать политикам в карманах моего отца проявлять единый семейный фронт.
Разрешит ли Адриан мне поступить в колледж, если я его попрошу? Я сомневаюсь в этом. Что, если я хочу участвовать в благотворительных акциях и заводить друзей? Открыть ресторан, о котором я всегда мечтала? Это всегда будет один и тот же ответ, куда бы я ни пошла и с кем бы я ни была.
Саша паркует внедорожник в специально отведенном гараже, а не на улице, как в прошлый раз. Если я надеялась мельком увидеть девочку и ее отца, то отсюда мне это сделать не удастся.
— Давай, — подбадривает меня мой телохранитель, давая знак своим людям внимательно следить за периметром. Он подходит к лифту сзади и нажимает кнопку. Он открывается сразу. Когда мы заходим, я замечаю, что кнопок всего три, а этажей больше сорока. — Это частный лифт. Спускается только в гараж, вестибюль и пентхаус, — он проводит отпечатком пальца по сканеру. — Никто без разрешения не сможет получить к нему доступ.
Имеет смысл. Особенно когда узнаю, что она выходит прямо в прихожую его матери. Я оглядываю большое пространство. Это просто впечатляет. Стены, ведущие в коридор, украшены бумагой в стиле ар-деко, создающей пастельную атмосферу пустыни. Светильники выполнены из старинного золота и выглядят изношенными и использованными.
Саша ведет меня глубже в пентхаус. Это роскошно, но
