звездами, вспышки в глазах.
Пробуждение было неприятным — холодные доски пола под спиной, онемевшие руки и ноги, жестко связанные полосками тряпок. Попытка позвать на помощь обернулась хрипом из-за кляпа. Избавиться и выплюнуть тряпку изо рта было невозможно — затылком, упираясь в пол, он чувствовал завязки в два узла. Нестерпимо болела голова.
«Не иначе кружкой попал, паршивец, и как только исхитрился?..» — с ненавистью подумал барон, пытаясь покатиться по полу. Что-то было подоткнуто под бока, препятствуя этим попыткам. Он дернулся всем телом, постарался приподняться хоть немного над полом — без результата. Недовольно посмотрел вбок и вниз, пытаясь углядеть хотя бы размер препятствия. В голову лезли самые разные причины происшествия, но прагматичный разум никак не связывал утренние события и мелкого негодяя. Барон сосредоточенно обдумывал список тех из своих ближников, кто посмел посягнуть на его жизнь, и их мотивы, решал, как перессорить заговорщиков и что им пообещать. За свою жизнь он собирался бороться до последнего.
Неожиданно на грудь навалилась солидная масса. Барон приподнял голову и сходу натолкнулся на внимательный взгляд того самого мальчишки. Яростный рык пробился через толщу кляпа невнятным полустоном.
— Твои руки и ноги связаны очень неудачно для тебя, — словно сочувствуя, произнес парень, — кровь не поступает. Скоро начнется омертвение тканей. Через какое-то время ты необратимо лишишься конечностей. Поэтому рекомендую экономить мое время и слушать внимательно.
Барон осознал, что не может смотреть в глаза наглому щеглу более пары секунд — взгляд уползает в сторону, а в душе вновь возникло то самое чувство главного кошмара, сковывая душу никак не слабее пут, что были на руках и ногах. Но сдаваться он не собирался! Барон еще раз дернул руками, засучил ногами по полу, стараясь разорвать веревки и дотянуться до шеи сопляка.
— Увы, разговор затянется, — с сожалением констатировал парень, наклонился к полу и выпрямился с острым обломком глиняной кружки в руках
Через десяток минут барон осознал свою ошибку, еще через пять был готов на все, через полчаса сломался вовсе.
— Ты отстанешь от моей семьи и моих родных. Совсем. Отнятое — вернешь. Добавишь от себя. В остальном — живи. Кивни, если понял, — продолжил мальчик.
Барон привычно кивнул раньше, чем понял слова господина. А как осознал, закивал истово, с безумной радостью — ему оставляют жизнь! Когда унялось кружение в глазах от бурной радости, в комнате никого не было. Не было и пут на руках и ногах. Не было вазы, так удачно пойманной господином. Только обломки кружки все еще валялись по полу — Барон отпихнул их ногой, словно ядовитых гадов. Мужчина вытащил кляп и принялся растирать окоченевшие конечности, стараясь не задерживаться взглядом на окровавленных пальцах рук и ног. Затем, морщась от сотен мелких иголочек, вонзающихся в занемевшие ноги при каждом шаге, преодолевая слабость и головокружение, доковылял до стола и с жадностью присосался к горлышку бутылки с пойлом, отмечая неплановый день рождения.
О том, кто к нему приходил, барон предпочитал не думать.
Глава 14
Вечер одного из безымянных дней ранней осени наверняка запомнился жителям селения. Слабый ветер переносил от дома к дому головокружительные запахи, десятки костров подсвечивали темную синеву небес. Красивые девичьи голоса выводили песни, в кои то и дело вплетался немузыкальный, но искренний вопль хмельного сердца, растревоженного грустью мелодии. Редкий день праздности подходил к концу. Сытый день, полный бесплатного мяса, которое никто не мог сохранить достаточно долго, а значит, и беречь его не было нужды.
Никого не смущало происхождение еды — из едоков на живот никто не жаловался, собаки не брезговали и сырым. Даже храмовник, покружив с амулетами вокруг немалого куска парной диковины, степенно отведал щепотку, да так и умял полкуска, с видом таинственным и задумчивым.
О том, что еда еще пару часов назад была огромным чудовищем из глубин, старались не вспоминать, а ежели вспоминали, то исключительно с чувством гордости, браво оглаживая усы и бороды — монстр на тарелке не вызывал ни малейшего страха. Если что — его всегда можно было ткнуть ножом.
Разве что в одном из домов, по левую сторону единственной в селении улицы, двое детей — мальчик и девочка — с великим сомнением посматривали на содержимое котелка, то и дело переводя взгляд на третьего ребенка, с удовольствием черпавшего суп большой деревянной ложкой.
Ужин готовила мама, крайне гордая трофейным куском мяса — добыча была с боем отбита у соседских кумушек силами простой женщины и высшего зомби. А ведь казалось бы, чего страшного — дать контроль над Гектором хозяюшкам… В самом деле, не самому же приказывать каждый раз стол передвинуть или поленницу собрать, вот Фил и поддался уговорам — расширил число имеющих право приказывать на маму и тетю. В итоге три разбитых носа, сломанная рука, вывих челюсти слишком шумной бабенки и кусок сомнительного мяса магического монстра.
— Я не буду это есть, — категорично отозвалась Арика, сложив руки перед собой.
В результате переезда имущества лесника под новую крышу, общий зал теперь перегораживали четыре шкафа, создавая небольшие уютные комнатки, благодаря чему можно было и покапризничать, не опасаясь вдохновляющего подзатыльника от старших родичей. Большинство звуков гасили плотные полотна ткани, развешанные вместо дверей, да и сами взрослые вряд ли прислушивались к застольным разговорам, шумно обсуждая сплетни о победителе чудовища — храбром бароне, сломавшем в схватке то ли пальцы, то ли всю левую руку целиком.
— Не будешь есть — не вырастешь, — буркнул Коеш меж двух ложек похлебки.
— Хм, — Фил задумчиво глянул на старшего брата и потянулся к своей ложке.
— Я дочь императора и не собираюсь…! — отчаянно прошипела девочка, не желая сдаваться. Если она откажется одна — быть ей голодной. Вряд ли Фил станет доставать из тайника нормальную еду ради нее одной.
— А я сын мельника, — отозвался архимаг.
— Что? — скрестились на нем два одинаково удивленных взгляда. — Ты же королевской крови, — с искренним удивлением добавила Арика.
Старший довольно улыбнулся. Вряд ли кто увидел в этом нечто большее, чем предвкушение традиционного удовольствия стариков — рассказывать байки о прошлом, помноженное на добродушие после сытного ужина. Будь тут Мастер Слов дипломатического корпуса — наверняка уловил бы изменение дыхания, излишнюю мягкость движений и другие признаки новичка, поймавшего внимание собеседника в заготовленную ловушку. Увы, архимаг еще не совсем контролировал новое тело, но и собеседники были
