приказывая ему немедленно приехать сюда, затем беру свой пистолет из-под сиденья и направляюсь к дому.
Я смотрю на отца, который откинулся на спинку потрепанного дивана напротив меня, держа в руке пистолет. Он не убьет меня, я это знаю. Бруно может быть подонком, но он не убьет собственную дочь, верно? Я понятия не имею, что происходит, но очевидно, что что-то случилось. Что-то серьезное, потому что я никогда не видела своего отца в таком состоянии. Костюм, который он носит, в полном беспорядке. Его обычно тщательно зачесанные назад волосы в беспорядке, и хотя его поза расслаблена, рука на колене слегка подрагивает, а большой палец быстро постукивает по ноге. Я знаю, о чем он говорит. Он зол, но, судя по его глазам, он также напуган.
Нехорошо.
—— Я все спланировал. Все было идеально, — говорит он, глядя на стену позади меня. — Каждую мелочь. Всё было превосходно! Втянуть братву в войну с албанцами, а потом захватить их бизнес. Свадебный стрелок обошелся мне в пятьдесят тысяч, а бандиты, которые должны были убить твоего сукиного мужа, еще в сто пятьдесят. Тупые идиоты.
Я просто смотрю на него в шоке. Вся наша семья была на том свадебном приеме! И я была в одной машине с Михаилом, когда те парни начали преследовать нас, они могли убить нас обоих. Неужели ему было все равно?
— Я был так уверен, что все пойдет по плану, пока твой муж не взорвал мой груз прошлой ночью. Пятнадцать миллионов. Все пропало. Дон, наверное, уже знает. Я по уши в дерьме.
Он смотрит на меня, и по его лицу расползается безумная улыбка.
— Но я не пойду на дно один. Я убью этого сукина сына, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Звук приближающейся машины достигает моих ушей, и кровь леденеет. Нет. Пожалуйста, Боже, нет. Я сильнее дергаю за путы, которые пыталась развязать последние тридцать минут. Мое правое запястье уже стерлось. Нужно еще немного ослабить веревку, и я смогу вытащить руку.
Перед домом раздается выстрел. За ним быстро следуют еще два.
— Вот ублюдок. — Мой отец встает с дивана и идет ко мне.
Я откидываюсь назад в кресле, чтобы спрятать руки от его взгляда. Он останавливается справа от меня и поднимает пистолет к моему виску как раз в тот момент, когда в дверь врывается Михаил. Наши взгляды сталкиваются, и на мгновение я могу лишь наблюдать, как он застывает на месте, внешне полностью контролируя себя. Его темно-синий взгляд фокусируется на пистолете у моего виска.
— Ты убил моих людей? — усмехается отец.
— Да. Отпусти Бьянку. Это касается только нас двоих, Бруно.
— Я так не думаю. Думаю, я бы предпочел, чтобы она смотрела. Все равно она во всем виновата. Не так ли, cara mia? — Он смотрит на меня с такой ненавистью, что у меня перехватывает дыхание. — Ты просто не могла хоть раз в жизни сделать так, как я сказал. Я был так взволнован, когда узнал, что тебя выдадут замуж за Мясника Братвы. О, какие у меня были планы. Знаешь, мне интересно... знаешь ли ты, почему его называют Мясником?
— Бруно, не надо, — говорит Михаил.
— О, ты не сказал ей? — Мой отец смеется, берет меня за подбородок двумя пальцами и поворачивает мою голову так, что я снова оказываюсь лицом к Михаилу. — Посмотри на своего мужа, Кара. Ты знаешь, что он делает для Братвы?
Михаил смотрит на меня, его тело напряжено, челюсть сжата, но он ничего не говорит. Я уже знаю, что он занимается распространением наркотиков, поэтому не понимаю, почему он молчит.
— Он пытает людей, Бьянка. Он любит называть это добычей информации, но на самом деле твой муж бьет их, режет и делает всё, чтобы заставить их заговорить. Посмотри на него хорошенько и увидишь настоящего человека, ради которого ты продала свою семью.
Я смотрю на Михаила, желая, чтобы он что-то сказал, чтобы сказал моему отцу, что он лжет. Но он молчит. Вместо этого он сжимает руку в кулак, медленно поднимает ее к груди и делает круговое движение, глядя на меня голубым глазом с грустью. Жест, означающий «Мне жаль.»
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мир, в котором мы живем, — поганая штука. Я всегда знала это, и я бы только обманывала себя, полагая, что Михаил может быть кем-то другим, кроме как еще одним продуктом этого преступного мира. Каждый предмет одежды, которым я владею, каждый обед, который я когда-либо ела, был оплачен кровью. Я не лицемерка и не буду притворяться, что это не так. Одобряю ли я насилие? Нет. Смогла бы я пытать человека, чтобы получить нужную мне информацию? Наверное, нет.
Я открываю глаза и смотрю прямо в этот голубой взгляд. Стану ли я любить Михаила меньше из-за того, что он делает? Нет. Испорченный мир порождает испорченных людей. Возможно, я тоже одна из них, потому что я принимаю свою реальность такой, какая она есть.
— Я люблю тебя, — произношу я слова Михаилу и наблюдаю, как он замирает, сосредоточившись на моих губах.
— Боже мой, ты любишь его, — изумленно говорит мой отец, а затем взрывается смехом. — Но не волнуйся, ты красивая. Мы легко выдадим тебя замуж за другое чудовище. — Он поворачивается к Михаилу. — Вытащи магазин и брось пистолет.
Нет, нет, нет. Я наблюдаю за Михаилом, как он вытаскивает магазин, а затем бросает его вместе с пистолетом на пол перед собой.
— На радиаторе в углу висят наручники. — Отец кивает в сторону другого конца комнаты, все еще прижимая пистолет к моей голове. — Надень на себя наручники.
Паника поднимается во мне, когда наблюдаю, как Михаил идет к радиатору, надевает наручники на правое запястье, а второй застегивает на трубе. Мой отец его убьет.
— Бруно, прошу. Отпусти Бьянку. Ты можешь делать со мной все, что хочешь, но отпусти свою дочь.
— Не знаю... — Он опускает пистолет и делает несколько шагов к Михаилу. — Думаю, я должен позволить ей посмотреть, как я тебя убиваю. Может быть, в следующий раз будет умнее.
Не обращая внимания на жгучую боль, я изо всех сил тяну на себя путы, вращая рукой влево и вправо. В тот же момент, когда я чувствую,
