– А аптека на Литтл Лон? – спросила Фрина, берясь за вторую чашку чаю.
– Да, это наша уличная торговая точка, – кивнула Лидия, деликатно отпивая из чашки. Чай был очень вкусным. – Мисс Фишер, с вашими связями мы бы покорили весь мир, а не только Париж и Мельбурн. Каждый день на наркотики тратятся миллионы фунтов. Жаль, что мы не можем… Кажется, это называется «овладевать рынком».
– Интересное предложение. А что будет, если я откажусь?
– Мы разденем вас обоих и запрем в турецкой бане, – сказала Лидия, откусывая ровный полукруг от своего сандвича. – Примерно через три часа вы задохнетесь.
– Вам будет трудно объяснить это происшествие мадам Бреда, – заметила Фрина.
Лидия задумалась.
– Нет. Мы скажем, что вы хотели побыть наедине со своей новой пассией – то есть с ним, – она указала худеньким пальчиком на Сашу, – в экзотической обстановке. Вы обессилели от страстных утех и заснули – какой ужасный случай! Может, после этого турецкую баню закроют, но никто никогда не узнает правды.
– Понятно. А теперь, я думаю, будет справедливо, если я признаюсь, что оставила полный отчет о вашем участии в этом предприятии: ваши попытки убить мужа плюс образцы вашего товара. И если я не вернусь в «Виндзор» к полудню, все это будет отправлено одному любезному полицейскому, имя которого вылетело у меня из головы. Имейте это в виду. Налейте мне еще чая, пожалуйста, – попросила Фрина.
Лидия снова наполнила ее чашку и пристально посмотрела на мисс Фишер.
– И кому же вы могли это поручить? Отвратительной докторше-суффражистке? Или же служанке, что осталась в вашем номере? Я не смогла попасть туда: девчонка закрыла дверь на задвижку – уверена, по вашему распоряжению. Но, думаю, это просто уловка. Наверняка вы все оставили у докторши.
– Вы так думаете? А где же я, по-вашему, ужинала вчера вечером? – направила ее по ложному следу Фрина.
Лидия побледнела.
– У господина Сандерсона?
– А вы как думали? Где еще доказательства будут в наибольшей сохранности – в руках глупой девчонки, у женщины в возрасте или же у депутата парламента, в доме которого к тому же есть сейф? Лидия, ваша песенка спета. Лучше во всем признаться.
Лидия встала, окаменев от гнева.
– Пошли, – прикрикнула она на стоявших в нерешительности помощников и направилась к выходу.
Только после того как дверь закрылась и раздался щелчок замка, Фрина взяла с тарелки последний сандвич и отделила один слой от другого.
– Смажь этим ожоги, Саша, и послушай меня. Думаю, я нашла слабое место госпожи Эндрюс.
Саша послушно смазал ожоги сливочным маслом и стал слушать Фрину.
Через некоторое время он возразил:
– Это не поможет.
– Лучше уж это, – возразила Фрина. – Или ты предпочитаешь, чтобы из тебя приготовили блюдо «Саша табака»? Она точно пошлет по одному головорезу к каждому – к Сандерсону, к Дот и к Элизабет. Надеюсь, они смогут постоять за себя. А нам останется одна Лидия. Ты поможешь мне или нет?
– Я не в лучшей форме, – заметил Саша, приглаживая волосы, – но я постараюсь.
Фрина встала у двери и прислушалась.
– Ты отправишься в «Виндзор», Бык, и раздобудешь письмо, о котором говорила мисс Фишер.
Она остановилась в номере тридцать три. Не привлекай к себе внимания и не возвращайся, пока не получишь письмо, не то тебе достанется. Господин Биллингс, вам нужно проникнуть в больницу королевы Виктории, пригрозить этой ужасной женщине чем угодно – сами придумайте чем – и забрать образцы и результаты исследования, если они там есть. Потом, если хотите, можете ее убить. Когда вернетесь, в награду получите целых сорок грамм снега. Джеймс, ты займешься господином Сандерсоном. Письмо должно быть у него в сейфе. Будьте осторожны. А если придете ни с чем… – она хихикнула, – тогда вам точно не поздоровится. Помните, что стало с Томасом, когда он меня ослушался? Тот пистолет, которым я его пристрелила, до сих пор у меня. И я еще ни разу не промахивалась. Ну все, вперед, – заключила Лидия.
– Интересно, – шепнула Фрина на ухо Саше, – она действительно сапфистка или просто ненавидит плотские утехи? Как ты думаешь, свет моих очей?
– Не думаю, что близость доставляет ей удовольствие, – заметил Саша и уткнулся губами в шею Фрины. – Что это? Пахнет кремом для обуви.
– Да, мне нужно было выглядеть неумытой. Значит, не сапфистка?
– Я думаю, нет. Она общается с тобой не слишком… доверительно. Она больше похожа на ребенка, капризного и властного. Она не дотрагивается до тебя или меня, quant a…a,[53]– ей это неприятно. Ясно, что интимную близость она считает отвратительным занятием. Грязным. Мерзким. Возможно, потому что муж плохо обращался с ней… Ни одна женщина не рождается ледяной… как там это называется?
– Фригидной. Значит, все это для нее замена плотским удовольствиям?
– Нет, – шепнул Саша. – По-настоящему она любит только власть. Ты видела ее глаза, когда она грозилась нас убить? Они горели огнем, как глаза влюбленной женщины. Да, она любит власть.
– И ненавидит секс.
– И эта ненависть – единственное, что может нам помочь, hein?[54]
– Oui,[55]– согласилась Фрина.
Доктору Макмиллан пришлось немало повозиться с родами при ягодичном предлежании, и когда младенец был спасен, его мать твердо решила умереть. Только к девяти часам оба решили-таки остаться на этом свете, и доктор смогла наконец подняться к себе, чтобы принять ванну, выпить чашку крепкого кофе и соснуть часок перед началом нового рабочего дня.
Когда она встала с постели, оделась и принялась расчесывать перед зеркалом свои седеющие волосы, ее внимание привлек шум за окном. Какой-то проворный человечек с черным шелковым шарфом на шее карабкался по водосточной трубе.
Доктор привыкла к тому, что любое чисто женское заведение привлекает извращенцев всех мастей. Она припомнила свой рукопашный бой с пьяным извозчиком в Глазго и рассмеялась. Когда голова Коки Биллингса показалась в открытом окне, доктор изо всех сил ударила его больничным тазиком для умывания из добротного белого фарфора и опытным глазом проследила траекторию его падения. Она надеялась, что падение с высоты второго этажа не окажется для него смертельным, и спустилась вниз принять все необходимые меры для спасения его жизни, если понадобится.
– Только зря извела хороший таз, – посетовала доктор Макмиллан.
Всего лишь три-четыре раза сбившись с дороги, Бык нашел-таки «Виндзор» и кисло уставился на швейцара. Ему запретили войти с таким изяществом в выражениях, что он оскорбился и растерялся. Если не получится войти, как тогда обыскать тридцать третий номер и найти письмо, которое нужно хозяину? От мыслей у Быка всегда болела голова. Он решил выждать время и, не спуская глаз с отеля, пропустить стаканчик-другой в ближайшей пивной.
