Он отвечает, не мешкая:
– Мне плевать.
Ох. Это признание. Простое, искреннее. Без лишних сантиметров.
Весь мой дзен лопается и рассыпается к его ногам. Я остаюсь беззащитной, и в то же время не чувствую одиночества.
Мне не нужно ни от кого защищаться. Совершенно не важно, какие я допускаю ошибки. Ему нормально. Что бы ни случилось.
Пульс ускоряется.
Боже, боже. Мурашки по всему телу.
Жесткие губы накрывают мои. Иначе просто не может быть на таком расстоянии. Матвей начинает целовать теперь уже иначе: как–то совсем по–взрослому. Я обнимаю его за шею, и он оказывается сверху. Мы оба приглушенно стонем друг для друга.
Возбуждаясь сильнее.
Целуемся усерднее. Гладим, ласкаем, ведомые потребностью доставить удовольствие и зализать раны. Это просто плохой день. Будет новый, всё наладится. Важно другое: я не знаю, просто не представляю, как без него жить. Как беременеть от другого. Ни за что. Качаю головой, охотнее отвечая на ласки.
Я буду ему самым лучшим другом. Всегда. Всю его жизнь. И у меня будет его ребеночек!
Матвей отрывается от моего рта, садится и завет к себе.
В следующую секунду я на его коленях. В мою промежность упирается его эрекция. Дальше на одном дыхании.
Его рука стягивает мои волосы на затылке. А я глажу его шею, плечи. Глажу, глажу, пока он целует. Пока приспускает боксеры. Всё происходит само собой, остановиться немыслимо. Приподнимаюсь и застываю, чувствуя, как головка упирается в самые нежные точки. Начинаю плавно насаживаться, упиваясь каждым миллиметром.
От вторжения глаза закатываются. Ощущения наполненности и остроты душу ранят. Я опускаюсь всего на пару сантиметров и начинаю дрожать.
На глазах слезы. Я так сильно хочу его.
– Малыш, нормально? – шепчет. – Я боюсь с тобой. В плане... – прерывается, будто нервничает. – Хочу очень, но боюсь.
Быстро киваю.
Прижимаюсь лбом к его. Наши носы касаются. Мы дышим друг на друга.
– Прервемся в любой момент, – обещает.
Киваю. У самой глаза закрыты. Есть только его голос, его дыхание, наша близость. Я делаю движения и опускаюсь еще. Он морщит лоб и шумно втягивает в себя воздух.
Провожу языком по его губам. Хочу облизывать. Мой.
Он отвечает влажным касанием.
Я опускаюсь ниже, расслабляюсь окончательно, и принимаю его полностью. Сердце колотится. Внизу живота горячо, мокро.
Матвей сжимает мои волосы, а потом накидывается на губы. Бешено целует, демонстрируя, как сильно хочет. И как бы сейчас было, если бы не наше с ним положение. Я дрожу. Горю каждой клеточкой.
И чуть качаюсь бедрами. Матвей громко выдыхает. Сжимает мою талию.
– Хорошо тебе? – шепчет.
Киваю.
– Тебе? – выдыхаю ему на ухо.
– Я умираю, – признается с надрывом, – каждый раз, когда ты что–то делаешь.
Улыбаюсь. Вспыхиваю. Радуюсь!
Приподнимаюсь, чтобы опуститься снова. А потом повторить это движение еще раз. И еще. Смелее.
Нежно, горячо, безумно. В своем нерешительном темпе, пока Матвей не выдерживает и не обнимает меня. Пока не начинает целовать грудь и лизать соски. Я опускаю руку ниже, коснувшись клитора.
Мы продолжаем любить друг друга осторожно и на разрыв. Я вкладываю в каждое движение все свои чувства. Всю свою скопившуюся любовь и боль.
Вновь долго целуемся, пока я не срываюсь с вершины и не зажмуриваюсь, почувствовав то самое удовольствие, о котором мечтала. Полное освобождение. Безграничную любовь.
С ним вместе. Без оглядки на статусы.
Глава 33
Случайно ловлю свой взгляд в зеркале и понимаю, что оказывается, улыбаюсь. Просто так, машинально. Убираю волосы за уши быстрым привычным движением, чуть смутившись. Щеки алые. Любовь под кожей. Продолжаю промокать кожу полотенцем.
Выбираться из объятий Матвея не хотелось, но давление на мочевой было такой силы, что пришлось в третий раз за ночь покинуть теплую постель. Врач, к которому ходила на прием в пятницу, объяснила, что это нормально. Скоро матка поднимается и временно станет полегче, а пока деваться некуда — придется бегать в дамскую комнату часто.
Матвей, кстати, тогда опоздал, хотя обещал пойти на прием со мной. Но я его простила.
И Любину фотографию с цветами ему тоже простила.
Всё на свете, в общем. Приехала ночевать и мы занимались любовью. После чего спали в обнимку.
Скоро утро. Приняв душ и приведя себя в порядок, я полминуты мешкаю, выбирая, куда податься: к Матвею или в гостиную. Вдруг бабушка встает, а простынь не примята?
Стыдно!
Стоит хотя бы сделать вид, что мы с Мотом ночевали раздельно. Кивнув самой себе я выхожу в коридор и пробираюсь на цыпочках в гостиную. Но, проходя мимо комнаты Матвея, решаю заглянуть на минуточку.
Матвей так и спит на спине. Расслабленный, мужественный. Голый. Одеяло прикрывает пах, грудь обнажена.
Закрываю дверь на замочек и подбираюсь к нему, чтобы потрогать. Чуть–чуть.
На четвереньках ползу по кровати. Замираю и тянусь рукой к его губам. Кончиками пальцев касаюсь нижней. Затем подбородка. Порхаю по горлу. Очерчиваю яремную ямку. Провожу пять невидимых линий вниз к пупку. Рисую круги, знаки бесконечности. Увлекаюсь. Нравится. В этом есть какое–то особое запретное удовольствие: трогать человека, который приятен.
Я уверена на девяносто девять процентов, что Матвей крепко спит. Рано еще. Поэтому не мало удивляюсь, когда он стягивает одеяло, оголяя себя полностью.
Замираю. Пугаюсь. Жду, что же дальше.
Ничего не происходит. Он продолжает мерно дышать. Мои глаза впиваются в его эрегированный член. Твердый, большой. Воспоминания о нежной ночи кружат голову.
Наверное, Матвею что–то снится. Приятное. С какой–нибудь девицей. Или же это банальная физиологическая эрекция.
Рот наполняется слюной. Я шумно сглатываю, решаясь.
– Иди ко мне, – хриплый нетерпеливый голос перебивает поток шальных мыслей
Матвей не спит. Он возбужден.
Вздрагиваю, краснею: застукали. С какого момента он бодрствует? Давно ли наблюдает за мной?
Поднимаю глаза. Матвей смотрит в упор. Подзывает ленивым домашним жестом.
Пульс приятно ускоряется.
Но едва я делаю движение в его сторону, Матвей ловко хватает и укладывает меня под себя. Уютный жар окутывает полностью. Матвей сверху, и кислорода вдруг становится недостаточно.
Задыхаюсь, хватаю ртом воздух. Пытаюсь выжить.
